Тогда он подтягивает меня к себе поближе, прижимает спиной к своему животу и, обхватив руками, кладёт сзади голову на плечо. Что ещё мне остаётся? Рука сама находит его щёку и гладит. А он губами ловит ладонь и всё равно умудряется поцеловать.
— И откуда же ты взялся такой странный? — глажу и сама с собой разговариваю, — такой удивительный?
Потом приходит идея. Ну и подумаешь, что он неразговорчив от слова «совсем»! Кивать-то или отрицательно мотать головой может? Может!
— Кость, давай поговорим? — он отпускает, но когда поворачиваюсь лицом, сталкиваюсь с виновато поникшей головой, — и что? Подумаешь, молчишь, я спрашивать буду, а ты захочешь ответить, кивнёшь! — он сразу и подтверждает.
Что же спросить-то?..
— Ты здешний? Всегда жил в этих краях? — отрицательно мотает головой, — понятно.
— У тебя есть семья? Жена, дети? — наморщил лоб, вспоминает, что ли? Или такое впечатление, что он не совсем понимает вопрос. Странно, может, не хочет отвечать? Но я, на всякий случай рисую руками женский силуэт и маленьких человечков, в ответ отрицание.
— Родители: отец, мать? — показывает указательный палец, — один? Отец? — кивает.
— Друзья? — да, — враги? — тоже кивает и хмурится.
— Из-за них попал в беду? — задумывается ненадолго, на лицо набегает тень недовольства, опять кивает, — ясно. Кто-то целенаправленно тебе испортил жизнь? — ещё больше хмурится.
— Тебя ищут? — пожимает плечами, — уточняю, — друзья ищут? — в лице вижу сомнение, — а враги? — теперь уже уверенно кивает, — хреново…
Перехожу к вопросу, в котором нет особого смысла, но только не для меня,
— Костя, у тебя есть девушка? — он глядит недоумённо, будто я спросила, какую-то немыслимость, о которой он не имеет понятия, — ну, подружка? Невеста? Любимая? — опять помогаю руками, как могу, то изображая женскую фигуру, то глаза закатываю мечтательно, то хватаясь за сердце, а у самой сердце останавливается, что ответит?
Он явно тормозит, то ли не понимает, то ли прикидывается, но похоже, усиленно соображает. Потом читаю язык глухонемых в его исполнении: повторяет женский силуэт, отрицательный жест, касается области сердца, снова отрицательный, потом приставляет пятерню к затылку и кивает.
И что обозначает эта пантомима?!
Разобраться мешает Лёха,
— Привет, парочка, — бросает, будто ровесникам, — если что, я ужастик пошёл смотреть в триста двадцатую, там, у пацана ноут с собой, клёво!
— Счастливо! — смеюсь вслед и вспоминаю сегодняшний разговор, — Костя, помыться не хочешь? — в ответ энергичное «Да» в исполнении головы.
— Поехали в приёмное. В служебной душевой ванна, сподручней будет.
Прикатываю из коридора кресло, он, тем же манером, что и днём, перегружается, и мы двигаемся в лифт…
Пока спускаемся, он умудряется не глядя, поймать мою руку, лежащую на ручке каталки за его спиной, и прижать к щеке. Не целует, не гладит, просто прижал или сам к ней прижался и сверху прикрыл своей огромной горячей ладонью. Так нежно, так ласково и так искренне демонстрируя признательность и потребность во мне.
Кому и когда я была нужна? Наследили проходимцы в моей жизни, а мне тогда казалось, что нужна, и что любят по-настоящему. Пару раз нарывалась, как доверчивый потерявшийся щенок, который льнёт к каждому, кто протянет руку, не ожидая удара, так и я верила и тянулась. Сколько пинков нужно щенку, чтобы он разуверился? Может одного достаточно? А я вот ведусь опять…
Неужели Костя такой же? Не верю, просто не могу! Вместо этого, почти пою и чуть ли не целую его в макушку!..
Заезжаем в приёмное отделение, на воротах Никитична со шваброй! А вот это препятствие посуровее многих, Костик сразу становится, как-то меньше в размерах, а я импровизирую на ходу,
— Анна Никитична, Вам бы передохнуть, пол уже сияет, как зеркало, а Вы всё при швабре, — забегаю вперёд, не давая вставить слова, — как тут без меня? Ничего не случилось?
— Слава Богу, тишина, — Никитична опускает орудие труда. На чистоте у неё не пунктик, а жирный восклицательный знак, поэтому каждая похвала в адрес чистоты во вверенном хозяйстве, ложится благодатью на её чуткое санитарское сердце, — могла бы и не спешить, — добреет она, однако, игнорирует Костю, хотя прекрасно видит, что мы вдвоём.
— Анна Никитична, — бессовестно наглею, — не в службу, а в дружбу: не раздобудете ли ещё одну смену одежды для Константина? — вижу, моя идея Никитичне не по сердцу. Ну, так у меня ж своё сердце есть, оно подсказывает, что всё правильно делаю. Мне скрывать нечего,
— А, мы пока в душ… служебный, — сразу объясняюсь, — там ванна, можно голову нагнуть или даже по пояс вымыться, нам с ногами никак!
— Идите уж, — губы поджаты, лоб наморщен, а взгляд суров, но я целую её в пухлую и совсем не морщинистую щёку и шепчу,
— Что бы я без Вас делала, дорогая моя! — против такой сладкой лести, ясное дело ей не устоять,
— Найду что-нибудь…
Прихватив всё необходимое, качу наш транспорт в служебную комнату гигиены. Она не так просторна, как та, где я отмывала Костю в прошлую смену, но зато здесь значительно теплее и имеется ванна, так необходимая в наших обстоятельствах.