Его волшебное прикосновение

Однажды… — Она содрогнулась. — Однажды он сдавил мне… И сказал… Вроде того, что он, мол, попробовал, созрели ли плоды.

Лишь гигантским усилием воли Джеймс позволил себе не взглянуть на то, что сдавил проклятый Летчуиз. При мысли о том, что подобное отродье касается тела Селины, у него закипела кровь. Этого человека ждет возмездие, уж он позаботится!

— Не думай о нем, — сказал молодой человек. — Объясни мне все до конца.

— Но разве ты еще не все понял?

Пожалуй, подумал он, но…

— Мне нужно, чтобы ты рассказала сама.

— Единственное, что может заставить папу и маму передумать и отказать Летчуизу, это — более выгодное предложение. Но уверяю тебя, такое предложение вряд ли последует. Поэтому остается лишь один выход.

— Какой же?

— Погубить себя, чтобы Летчуиз не захотел жениться на мне. — Она выпрямилась. — Вот и все. Теперь ты знаешь.

— Дай-ка сообразить, правильно ли я понимаю. Ты хочешь, чтобы я погубил твою репутацию. Но ты не просишь, чтобы я сделал тебе предложение.

— Конечно нет, — покачала Селина головой. — Ничего подобного. Я знаю, что ты вовсе не собираешься жениться на мне. Зачем бы тебе это понадобилось? Ты слишком отважен и свободолюбив, чтобы взять себе в жены такую бесцветную особу, как я. К слову, я и завела вчера вечером разговор о своих требованиях к супругу, чтобы убедить тебя и себя: мы совершенно не подходим друг другу. Во всяком случае, я не надеюсь когда-либо услышать, что ты размышляешь о подобном шаге. Однако я считаю тебя хорошим человеком, и у меня есть, чем вознаградить тебя за твою жертву.

— Чем же? — Джеймс пришел к выводу, что девица сбивает его с толку слишком уж часто.

Щеки Селины ярко зарделись:

— Я сделала открытие. Ты сочтешь меня глупой гусыней, поскольку я не знала этого раньше. Но теперь я понимаю, что чувствуют джентльмены… Ну, они испытывают ощущения страсти, как и женщины, не правда ли? — Джеймс промолчал. — Так вот, в знак благодарности за твою помощь, я буду делать вместе с тобой, то, что вызывает в тебе ощущение страсти. И дам тебе заверения в своей вечной признательности и дружбе до конца дней. — Она говорила бодро, но голос ее дрожал.

— Когда… Каким образом ты хочешь, чтобы я… Как долго мне ждать часа, когда я должен буду, гм, погубить тебя?

— Не очень долго. — На ее золотисто-карие глаза набежала тень тревоги. — К сожалению, мама и папа еще не приехали в Лондон. Иначе мы бы с этим уже покончили, вернувшись домой, сегодня вечером.

— С чем покончили бы?

— Я могла бы пойти к ним, объявить, что я погибла, а потом ты бы рассказал, как я вынудила тебя пойти на подобный шаг. Ты бы отметил, что не имеешь ни малейшего намерения жениться на мне. Дело будет кончено, и ты сможешь тут же уехать. Но родителей еще нет в Лондоне, а Летти будет настаивать, чтобы мама и папа слышали все своими ушами.

— То есть Летти знает, что ты затеваешь?

— В некотором роде. — Селина нервно повертела блюдо в руках. — Но точно она не знает. Я не говорила ей, что намерена идти напролом.

— Тебя можно понять, — сказал он со значением.

Все замыслы Джеймса пошли под откос. Он старался скомпрометировать ее не сразу, постепенно, чтобы процедура длилась достаточно долго, а тем временем он добился бы, чтобы его принимали в Найтхеде и Годвины доверяли ему.

— Ты, верно, считаешь меня ужасной сорвиголовой.

— Я считаю тебя обворожительной, — сказал он, положив руку на сердце. — И я тебе помогу. Обещаю. Но ты должна вопрос о сроках и всем остальном предоставить мне.

— Но…

— Селина, никаких «но». Положись на меня.

Она поиграла розой.

— Тебе виднее.

— Я убежден: если очень спешить, ничего вообще не получится.

— Но я хочу отделаться от этого как можно скорее. — Она поднесла цветок к лицу и, прикрыв глаза, понюхала. — Не выношу даже присутствия этого толстяка. И ума не приложу, какая может быть из меня жена для него? Зачем ему такая желторотая девица, как я?

Джеймс всматривался в ее черты и чувствовал тяжесть на душе. Как это возможно, чтобы мать и отец обрекли собственное дитя на подобную судьбу? Впрочем, он знал ответ: так заставляет поступать алчность.

Тем временем Селина отложила розу. Осторожно развязала бант, украшавший запакованное блюдо, развернула серебристую бумагу, заглянула внутрь и… закричала. Джеймс бросился к ней, обхватил ее плечи руками. Но она кричала без умолку:

— Нет! Убей его! Нет! — Ее лицо покрыла мертвенная бледность.

Джеймс не успел ничего предпринять, как огромный черный паук с толстыми мохнатыми лапами и отвратительным жирным туловищем вылез на край блюда и спрыгнул девушке на колени. Распахнув дверцу, Джеймс подхватил паука и вышвырнул наружу. Оставалось захлопнуть дверцу, бросить блюдо в корзину, закрыть крышку. Черт побери эту Лиам! Ей придется ответить за это!

— Извини меня, — мягко промолвил Джеймс. — И успокойся. Все прошло.

Ее губы дрогнули:

— Как могло?..

— Не знаю, но теперь все в порядке. Не бойся. Я тебя защищу.