Его выбор (СИ)

— Ты не понимаешь, друг мой, — мягко, но настойчиво продолжил Арман. — Это всего лишь деревенские, глупые до ужаса. Нет смысла обижаться за глупость. Или за то, что они не поверили архану, которого им навязали. Они меня не знают. Они меня боятся. Они не знают, чего от меня ждать. Ты — знаешь. Надеюсь.

Нар сжал зубы. Арман встал, подошел к слуге и похлопал ему по плечу:

— И ты набросишься на каждого, кто скажет обо мне злое слово?

— Да, мой архан.

— И порка не поможет?

Нар слегка улыбнулся, отводя вовсе не виноватый взгляд. Проклятие! Все равно ведь чувствует себя героем. Но и на это лекарство есть:

— Еще раз повторишь и отправлю тебя в дальнюю деревню, — сказал Арман, вновь садясь за письменный стол.

— Нет, ты не можешь! — выдохнул Нар.

— Опять «ты»? Еще как могу. Ты — мой рожанин. Как прикажу, так и будет…

— Мой архан, — бросился к нему Нар в ноги, — прошу! Не прогоняй меня! Что угодно сделаю, только не прогоняй!

— И не прогоню, — ответил Арман, вновь принимаясь за бумаги. — Но деревенских бить больше не смей. Не знаю, где ты всему этому выучился, но некрасиво это — бить слабейших.

Сказал и не поверил — сын кузнеца и слабейший.

— И далеко не уходи, — добавил он, когда Нар уже почти дошел до дверей. — Когда я закончу, ты мне будешь нужен.

Чуть позднее, когда солнце село и сумерки погрузили стены тренировочного двора в темноту, мокрый от пота и злой, Арман нервно сжимал рукоять меча и смотрел на стоявшего перед ним, тяжело дышавшего Нара. Бросив меч слуге, Арман направился к выходу — он не знал, откуда Нар так хорошо умел обращаться с оружием, да, если честно, и знать не хотел. Он просто нашел себе достойного противника, с которым позднее не раз дрался до изнеможения, до сладостной неги в мышцах, до состояния, когда все становилось неважным, а злость на себя, на трусливых рожан, на косо посматривающих дозорных, куда-то проходила.

Да и ждать осталось немного, всего лишь до конца лета. А там будет утомительный праздник, гости, подарки, и, что главное — свобода! Тогда Арман обязательно получит письмо от повелителя, а в письме, скорее всего, приказ на службу. А там новая жизнь. Новые знакомые. Новые друзья. И никакого более контроля. Никакого страха рожан и никаких подозрений. Надо только дождаться.

А ждать было томительно, и лето, жаркое, богатое на дожди, казалось бесконечным. Но самым ужасным был день перед праздником. Он мучительно растягивался, пытал ожиданием и тоской… еще чуть-чуть, и все закончится, еще слегка подождать…

Вечер пришел с долгожданной прохладой. Не в силах усидеть в спальне, Арман вышел на балкон, полной грудью вдыхая влажный ласковый воздух. Небо сегодня было прекрасным — глубоким и бескрайним, украшенным жемчугом звезд, в саду, где начинали зреть первые яблоки, зажглись фонарики — специально приглашенные иллюминаторы проверяли, как это будет выглядеть завтра ночью. На небольшом помосте тренировались жонглеры, взмывали в небо огненные стрелы, ровным слоем покрыла дорожки светящаяся в темноте пыль.

На поляне чуть поодаль полукругом встали арки — высокорожденные гости не желали трястись по деревенским дорогам и собирались воспользоваться специально для них сооруженными порталами, в которых теперь мерным светом переливался синий туман. Красиво. Страшно дорого. И бессмысленно.

— Травяного отвара, мой архан? — спросил за спиной навязчивый голос. — Вижу, что вы не можете уснуть.

Арман усмехнулся — отвара? Завтра, в это же время, он отведает настоящего вина. С завтрашнего для он сможет пить сколько захочет, и никто ему более не запретит. Завтра он станет совершеннолетним.

Травяной отвар горчил и отдавал мятой. Бросив взгляд поверх нефритовой чаши, Арман заметил двух всадников, что ехали по фонарной дорожке, и сразу же подумал о стоявшем за его спиной слуге:

— Старайся не попадаться на глаза опекуну, — предупредил он Нара.

Арман знал, что ему не следовало ослушиваться Эдлая и надо было отвезти Нара в храм. Но временами, глядя на Нара, Арману казалось, что он смотрит в зеркало. И зеркало то начинает волноваться, когда волнуется Арман, внимательно слушает, когда он говорит, и понимает гораздо лучше, чем Арман понимал себя сам.

Разве так бывает, — что не в силах отказаться от собственного слуги, и волнуешься, ждешь, когда его нет, когда задерживается слишком долго... и в то же время не хочешь неволить, не хочешь заставлять, жаждешь видеть в его глазах: «Да мой архан, я знаю». И уже зависишь от той искренности, от того немого понимания, каким от души одаривает какой-то рожанин.

Вот и сейчас Нар все понял без слов. Он смущенно улыбнулся, принял опустевшую чашу, склонился в поклоне и выдал уже привычное:

— Как скажите, мой архан.

Арман кивнул Нару и вышел с балкона.

В небольшом уютном зале, несмотря на поздний час, суетились слуги. Убирали, украшали, смеясь и переговариваясь. Но стоило архану войти, как смех привычно утих, а взгляды стали настороженными.