– Мне лично? Ох, мой дорогой князь, мне вы вообще не нужны. Но вы так мило помешались на Лесной Княжне, что я не сомневалась, что вы её найдёте. Понимаете ли, она крайне неохотно общается с местными. Сколько лет выслеживали эту пигалицу, но так и не нашли никого из её помощников, хотя знаем наверняка, что местные, даже кто-то из усадьбы, ей помогает. И тут появились вы, слёзно рассказали свою историю любви, и мне сразу стало ясно, что уж с вами-то она точно захочет встретиться. Не прошло и месяца, как все, все, кто состоял в заговоре с этой тварью, себя выдали…
– Настасья Васильевна, – вдруг перебил её доктор. – Вы взять мой сумка? Там эфир…
– Какой ещё эфир? – раздражённо переспросила Настасья Васильевна.
– Дабы девушка спать…
– Густав Карлович, – вздохнула Настасья, не опуская револьвера, – режьте уже. Я всё сделала. Она не проснётся.
Остерман вдруг опустил пилу.
– Клара… – только пробормотал я. Признаюсь, немного стыдно, что я от страха настолько плохо соображал и не мог понять, что происходило.
В моём помутневшем сознании всё расплылось, и я видел только кудрявую овечью шубку, которую так хорошо запомнил, пока танцевал в хороводе.
Доктор стянул маску и шубу с неподвижной девушки, отбросил в сторону. И взялся за пилу.
Я заметил круглые бледные щёки и вздёрнутый нос. Это была не Клара, но мне всё равно казалось, что это она, и я попытался остановить доктора.
Не смог. Меня вырвало. Настасья Васильевна с презрением назвала меня неженкой и пнула, отталкивая в сторону, чтобы я не испортил её обувь.
Какое-то время было слышно только, как зубья пилы вгрызались в плоть, потом захрустели кости. Меня точно вывернуло наизнанку.
Шипел пылающий золотом валун на перекрёстке.
Визжал, срываясь на вой, волк на земле.
– Леший бы тебя побрал. Заткнись, – раздражённо процедила Настасья Васильевна.
Она выстрелила. Волк затих.
– Хм, видимо, ещё две пули осталось, – посчитала она. – Доктор?! Вы скоро?
И в этот миг в стороне завыли волки.
Они появились точно из ниоткуда. Я закрутил головой, желая увидеть Княжну, но вместо неё заметил старуху. Она стояла у самой кромки леса. Длинные седые волосы стелились плащом по земле.
Ох, Создатель, как она улыбалась. Безумно, точно сама смерть.
– Доктор, – настойчивее повторила Настасья Васильевна, – скорее!
Она выстрелила, попятилась. Раздался глухой щелчок. И только.
– Револьвер! Отдайте мне свой револьвер!
Она встала спиной ко мне, сосредоточившись на волках. Нельзя было упустить шанс. Я схватил её за ноги.
И снова выстрелы, водоворот криков, страха, ночи.
Волки разлетелись в разные стороны, доктор отбросил пилу, выхватил револьвер.
А я, хватаясь простреленной рукой за «перечницу», навалился на Настасью Васильевну всем весом. Она укусила меня за запястье, вцепилась как лесной зверь, потянулась ногтями к лицу. Я снова закричал.
Не знаю, не хочу знать, кто из нас это сделал. Мы катались по земле клубком. Хочется думать, что револьвер выстрелил сам. И одновременно мы оба застыли – поражённые, оцепеневшие. Она посмотрела на меня полными удивления глазами.
– Ах ты… – Губы её скривились со злобой, с каким-то почти… восхищением. – Сукин сын…
Мы одновременно взглянули на её рану. Это было скверно, очень скверно.
Волки куда-то пропали. Доктор стоял прямо над нами, целясь из револьвера в темноту.
Позади пылал камень. И ничего, ничего на свете уже не могло удивить меня больше. Кроме поразительной стойкости этой женщины.
– Густав, – позвала она, – не успеешь уже…
– Что? – Остерман даже не опустил голову, точно не видел ничего странного или пугающего в том, что на земле лежала раненая женщина.
– Не успеешь… провести обряд, – проговорила Настасья Васильевна. – Князь, – она перевела на меня взгляд, – отпусти.
Я отполз от неё, опершись на здоровую руку, прижал другую к груди, чувствуя, как пульсирует рана в ладони.
Доктор так и не сдвинулся с места. В стороне у самого валуна, по-прежнему пылавшего золотом, лежала куча… плоти. Иначе это назвать было нельзя. И оно уже не было похоже на Клару. Оно уже едва походило на человека. Я отвернулся, не в силах глядеть.
– Настасья Васильевна…
Она оглянулась на меня с раздражением.
– Доктор может вас…
– Никто не может меня вылечить. Как граф меня создал, так и поломал. Уже ничто меня не вылечит. Посмотри, посмотри, что внутри меня…
Настасья Васильевна вдруг перевернулась на живот, встала на четвереньки. Из живота её потекла чёрная кровь, закапала на землю, и там, где она опускалась на белоснежный разрыхлённый в ходе нашей борьбы снег, там он с шипением таял. И точно из ниоткуда, из чёрных капель и сгустков ночного сумрака, рождались чёрные бабочки. Я зажмурился, схватился за голову. Тогда мне подумалось, что я всё же сошёл с ума.
– Я уже мертва, князь. С рождения мертва. Я ведьма. Вештица. Во мне нет этой проклятой Золотой силы, только смерть и пустота. Я и живу, только пока тяну жизнь из других. У меня ни души, ни воли. Только сила и плоть. И это. – Она с отвращением схватила на лету одну из бабочек, и та рассыпалась в прах. – Нельзя вылечить то, что мертво.
– Я не понимаю…