А Дэрил не торопится, пользуясь случаем рассмотреть ее, которую он теперь может касаться когда, как и где хочет при ярком свете. Проводит пальцем по краю щеки, задевает прохладную мочку уха, наблюдая за тем, как сверкает камушек в ее сережке. Ведет тонкую линию по шее к плечу, замечает, как тонкая кожа покрывается мурашками, и заворожено касается мягких завитков волос на затылке.
Прерывистый вздох заставляет его взглянуть в лицо закрывшей глаза Кэрол. Она все еще напряжена, и он осторожно разминает ее плечи ладонями. Ему снова некуда спешить. И он хочет еще раз услышать ее стоны, увидеть ее желание, ощутить его.
Сегодня платье с пуговицами, и Дэрил задумывается о том, как она сама застегивала их утром. Наверное, непросто было. Но попросить о помощи – ниже ее достоинства. Лучше она полчаса будет руки себе выкручивать, чем к нему обратится.
Пуговицы расстегивать даже интересней, чем тянуть вниз молнию. Освобождая их одну за другой, Дэрил смотрит на открывающуюся его взгляду белоснежную спину и, будто невзначай, то и дело касается ее кожи кончиками пальцев. А потом видит что-то странное и хмурится. Недоверчиво проводит по совсем не крохотному шраму, словно убеждаясь в его существовании, и чувствует, что Кэрол напрягается снова.
- Что это? - не спрашивает, а требует Дэрил.
Она молчит. Он повторяет свой вопрос, борясь с желанием встряхнуть ее, чтобы она, наконец, заговорила.
- Я же тебе говорила. У меня был муж, - бесцветным голосом отвечает Кэрол.
- Это он?
- И это тоже.
Насмешка в ее голосе почему-то звучит укором именно Дэрилу. Который резко дергает платье, уже не заботясь об оставшихся пуговицах, и видит еще пару шрамов на спине. Разворачивает Кэрол, словно куклу, и, даже не обращая внимания на ее обрамленную кружевами грудь, смотрит на несколько пятнышек на животе: сигаретные ожоги.
- Он бил тебя? - зачем-то уточняет хриплым голосом он, как будто и так не понятно.
- Бил, насиловал, - прищуривается она. - Самый счастливый момент в нашей семейной жизни был тот, когда я размозжила его череп после укуса ходячего.
Кэрол наблюдает за его реакцией на свои слова, наверное, особый вес придавая последним. А Дэрил не слышит ничего, кроме этого чертового «насиловал». Не видит ничего, кроме этих шрамов и совсем свежего синяка на ее талии. Синяка, который он, увлекшись, поставил ей вчера, слишком сильно схватив, слишком больно сжав.
Дэрил неловко поднимает верх платья обратно, прикрывая ее, и встает с дивана. Молча выходит из комнаты. Бежит из дома. Оттуда, где сидит она, которая, кажется, не знала в этой жизни ничего, кроме боли и насилия. Которая ничего не сказала ему раньше. Которая почему-то не подумала при всем своем уме и расчетливости о том, что знай Дэрил, он никогда бы…
Он понял бы все ее попытки избежать близости раньше. Он не стал бы так вести себя вчера. Он ведь не последний урод. Хотя с последним заявлением теперь можно и поспорить.
========== Часть 17 ==========
Возвращается домой Дэрил поздно. Чтобы наверняка не видеть полных боли глаз, не слышать бесцветного голоса, не думать, как себя вести. Чтобы просто покоситься на закрытую в спальню дверь и завалиться спать до утра. А потом по привычке сбежать куда-то подальше. Но сколько ему еще придется бегать из собственного дома?
Стараясь сбросить ботинки как можно тише, он неслышно ступает по комнате и замирает напротив распахнутой двери в спальню. Там темно и тихо. Но Кэрол не спит. Или просыпается от его появления в доме. Приподнимается на локтях, прикрытая по грудь одеялом, сверкающая белыми обнаженными плечами в темноте. Молча смотрит и ждет.
Ждет его? Показывает, что ей уже плевать – граница перейдена? Она готова терпеть насилие над собственными чувствами каждую ночь? Готова терпеть его?
Вот только ему не нужно, чтобы его терпели. Чтобы его терпела она. Его не его женщина.
Дэрил делает два шага к двери и смотрит на все так же ожидающую его Кэрол. А потом медленно закрывает дверь. Сжимает пальцы на ручке до боли и резко разворачивается к привычному уже дивану. Не хочет ни умываться, ни раздеваться. Просто заваливается поверх пледа, утыкается носом в маленькую подушку, хранящую запах духов Кэрол, и старается не думать ни о чем. Чтобы не расплакаться, словно малолетний пацан, получивший подарок, о котором мечтал, и тут же сломавший его вдребезги.
Он, как и планировал, сбегает на следующее утро и, с трудом находя себе хоть какие-то занятия в городе, возвращается поздним вечером. Смотрит на прикрытую дверь в спальню, находит на кухне готовую еду и долго борется с желанием швырнуть полную тарелку о стену. А потом садится, ест все до последней крошки и снова ночует на диване. Принимает решение хотя бы попытаться извиниться. Хоть что-то, лишь бы больше не было этой звенящей тишины в доме.