Его женщина (СИ)

- Ты в душ не собираешься пока? Я надолго, - и, увидев отрицательное качание головой, склоняет голову набок, улыбаясь этой своей особенной улыбкой для таких случаев. - Хотя, если вдруг что – можешь и заглянуть, спинку потереть.

Он вскидывает на нее серьезный взгляд, и она, замявшись на мгновение, уходит. Оставляя Дэрила гадать, было это шуткой или указаниям к действию. Привычно подшучивает она над ним, как когда-то раньше, просто согласно новым обстоятельствам свободно затрагивая более интимные темы, или и правда хочет, чтобы он пришел?

Одно прикосновение, одно касание губ, одно простое объятье – и он бы не сомневался.

Но Кэрол держится по-прежнему так, словно они лишь вынужденные соседи в этом доме, поддерживающие дружеские отношения. И иногда, выпив, удовлетворяющие самые низменные потребности друг друга.

Как так у нее получается, отдаваясь ему, с каждым разом становиться все более далекой и чужой? Обычно ведь происходит не так? Дело в том, что Дэрил понятия не имеет, как происходит обычно и как должно это происходить у людей. Лишь понимает, что лично его это не устраивает. Ему этого почему-то мало.

Мало, и потому он игнорирует это шутливое приглашение заходить в душ. А сам не может избавиться от представления Кэрол, стоящей под тугими струями воды и оглаживающей мыльными руками свое тело. Интересно, что она там делает так долго? Интересно, ласкает ли она себя? Интересно, о чем она думает в эти моменты?

Приходится ерзать на диване и листать журнал в попытке отвлечься, но мысли о выходящей из душа в одном полотенце Кэрол, о том, как он в два шага преодолевает расстояние до нее, прижимает ее к стене, позволяет ее полотенцу упасть на пол, а сам подхватывает ее под бедра и несколькими резкими толчками, наконец, приносит себе спокойствие, слишком навязчивы.

Ему едва хватает времени на то, чтобы кусая губы и сжимая веки, довести себя до финиша и привести в порядок. Выходящая из душа Кэрол, в самом деле, выглядит именно так, как ему представлялось в фантазиях. И она не спешит, притормаживая, словно ожидая того, о чем он только что мечтал. А потом смотрит на скомканную влажную салфетку на столе, на все еще горящие огнем возбуждения щеки Дэрила и делает шаг назад. Опешившая и растерянная. Совсем не хозяйка. Как ей кажется…

А ему кажется, что он все делает правильно.

Ровно до того момента, когда он, войдя в дом, не застает Кэрол в слезах. И первой мыслью о причине ее плача становится мысль о том, что он полный идиот. Что он ее обидел, пусть и сам не понял, чем именно. Она всхлипывает, не способная успокоиться, а он разбивает кулак о стену в попытке отвлечься на боль физическую.

Вовремя вспоминает о том, что теперь, когда она выходит на улицу, ее может обидеть кто угодно, и присаживается рядом с ней, отворачивающейся, утирающей слезы, сжимающей в руке какой-то черный шнурок.

- Что случилось? - спрашивает он, а она лишь качает головой, почему-то не желая говорить.

Наверное, вообще жалея, что он увидел. Интересно, как часто она, никогда не плачущая при нем, плачет тут наедине с самой собой?

- Кто-то что-то сказал? Сделал? Кэрол, - рычит он, сжимая кулаки и не обращая внимания на снова засочившуюся из костяшек пальцев кровь. - Что?!

Кэрол встревожено смотрит на его руку, касается кончиками пальцев его кожи, заставляя расслабиться, и тихо шепчет:

- Нужно обработать.

- Потом. Сначала – что случилось.

- Ничего. Правда, Дэрил. Ничего такого, - выдавливает Кэрол из себя кривую улыбку. - Просто… порвалось.

Она показывает эту глупую черную веревочку, одну из двух, которые всегда носит на запястье. Дэрил не раз хотел спросить, зачем она носит эту ерунду на руке вместо нормального браслета. Кажется, время пришло.

- Это так важно? - интересуется он и чертыхается, видя снова задрожавшие губы.

- Это Софии. Моей дочки, - резко отворачивается Кэрол, чтобы он, растерянный, не увидел нового потока ее слез.

И что сказать – Дэрил не знает. Что тут можно сказать? Чем тут можно помочь? Был бы это нормальный браслет, он бы мог его починить. Но как восстановить просто перетершуюся резинку, он понятия не имеет.

Привлекает Кэрол к себе, чувствует, как она напрягается, но не отпускает, неловко укачивая, словно она не ребенка потеряла, а сама была потерявшим все на свете ребенком. И она расслабляется, поворачивается к нему, прижимается тесней и утыкается лицом в плечо, тихо плача, позволяя гладить себя по волосам и спине, крепко сжимая его плечи в своих ладонях.

Через несколько минут она затихает, но не делает ни малейшей попытки освободиться, уютней устраивается в его объятьях, словно прячась в них от своей боли, от всего окружающего, от всего, кроме них двоих.

А он продолжает поглаживать ее, свернувшуюся клубочком, и искренне не понимает, почему просто обнимать кого-то вдруг оказывается таким приятным. Почему ему так тепло и хорошо. Почему он готов сидеть так хоть целую вечность. Только бы перебирать ее мягкие волосы между пальцев, только бы чувствовать ее сладковатый запах, только бы слышать ее умиротворенное дыхание.