Еще я поправилась, наверно, килограмма на три. Конечно, что еще следовало ожидать, ведь бабушка просто мастерски готовит. Особенно вкусными у нее получаются шаньги. Их я за неделю съела столько, что год точно не смогу даже смотреть на них.
Я отдыхаю какое-то время, выбираюсь из своей комнаты и иду в ванную, затем останавливаюсь в гостиной, чтобы немного поболтать с родителями. Мама спрашивает у меня, как я отдохнула. Я отвечаю ей, что хорошо. Папа сначала обнимает меня, но в разговоре почти не принимает участие, однако слушает нас. Мне немного неуютно беседовать с ними, потому что это так… по-семейному. Якобы они такие заботливые и внимательные родители, а я примерная дочь. Ха-ха, конечно. Но теперь все иначе. Теперь они уделяют мне больше, чем достаточно времени. И я не знаю, чем это вызвано. Соскучились, или это как-то связано с тем, что у меня время от времени болит сердце? Но ведь так было всегда. Или я думаю, что внимания с их стороны стало больше, потому что теперь занята сама, и на самом деле все по-прежнему?
― В следующий понедельник я записала тебя к кардиологу, ― говорит мама.
― Зачем? ― спрашиваю я.
― Провериться. Сделаешь кардиограмму, ЭКГ… ― она издает тяжелый вздох, как будто вся эта ерунда с моим сердцем достала ее. Что ж, я не могу обвинить ее в этом, потому что моя болезнь убила в голове мамы много нервных клеток. В прочем, как и моих.
― То есть, в школу я не пойду? ― уточняю я немного обрадованно.
― Да. Я уже позвонила Светлане Александровне и предупредила ее, ― кивает мама.
Я улыбаюсь.
В три часа я кушаю, так как потом планирую идти гулять. Но сначала мне нужно позвонить и договориться. Ангел знает, что сегодня я должна была вернуться домой. Мы созванивались с ним вчера. Он сказал, чтобы я позвонила ему, как только буду готова идти гулять. Я сказала ладно, и мы попрощались.
Я иду в свою комнату и нахожу номер Ангела. Нажимаю «вызов» и жду, когда он ответит.
Первый длинный гудок. Второй. Третий. Четвертый.
Обычно, Ангел всегда отвечает после второго или третьего, в крайнем случае, после четвертого. Но сейчас я уже целую минуту ожидаю услышать его голос.
Я хмурюсь, чувствуя легкую досаду, и набираю его номер снова.
Десять.
Десять попыток дозвониться до него, и все напрасно.
Может, что-то случилось? Или Ангел решил не общаться со мной?
Глупо, но больше всего я боюсь именно второго варианта.
Я не могу спокойно сидеть на месте. Я звоню Егору, прошу его позвонить Ангелу. Спустя минуту Егор перезванивает мне и говорит, что Ангел не берет трубку.
Значит, что-то случилось.
Ну, или, может быть, не обязательно что-то серьезное. Может, он где-то оставил телефон, или он в душе, на кухне, в гостиной…
Я не оставляю попыток и звоню Ангелу. Снова и снова.
На тридцать седьмой звонок Ангел, наконец, отвечает мне.
― Ну слава Богу, ― вздыхаю я и устало падаю на кровать. ― Почему так долго не отвечаешь? Я уже…
― Здравствуй, Августа, ― прерывает меня знакомый женский голос.
Это мама Ангела.
Я резко сажусь, отчего у меня начинает кружиться голова.
― Виолетта Александровна? ― удивляюсь я. ― О, эмм, извините. Я думала, это Ангел… ― мой голос затихает, и я прикусываю нижнюю губу. ― А он… Где он?
― Ангел не может подойти сейчас к телефону, ― объясняет она.
Я хмурюсь и встаю.
― У него высокая температура, и мы думаем, что он заболел, ― договаривает Виолетта Александровна.
Я шумно выдыхаю и плотно сжимаю губы.
Ангел заболел. Это же ужасно.
― Я… я могу завтра навестить его? ― спрашиваю я и начинаю грызть ноготь указательного пальца.
― Не думаю, что это хорошая идея, Августа, ― вздыхает женщина. ― Не хочу, чтобы ты заболела. Да и Ангел не хотел бы…
― А могу я поговорить с ним сейчас?
― Он спит.
― Понятно… Хорошо. До свидания, Виолетта Александровна.
― Пока, Августа.
Она отключилась первая.
Ужасная новость о том, что Ангел болен, окутывает меня с головы до ног. Хорошее настроение испаряется, и я могу думать только о том, что мой лучший друг сейчас страдает от высокой температуры. Я ненавижу болеть. Ненавижу больницы и врачей…
Бедный Ангел.
Я чувствую необходимость поддержать его, но понимаю, что не могу, тем более его мама сказала, что пока не стоит навещать его. И сколько он будет болеть? Неделю? Две? Я же не выдержу. По крайней мере, мы можем созваниваться.
Мы определенно будем созваниваться.
Через десять минут я звоню Егору, чтобы сказать, что Ангел заболел. Он говорит, что это отвратительно. Без него будет скучно. Я соглашаюсь с ним. Мы болтаем несколько минут, и я отключаюсь.
***
Два дня до конца зимних каникул. И я не знаю, чем себя занять.
В обед я снова звоню Ангелу. Он не отвечает. Я набираю его номер еще несколько раз и откладываю попытки достучаться до него, когда понимаю, что это невозможно.
Тревога за него не дает мне покоя. Я слоняюсь по квартире, словно призрак. Я не хочу есть, пить, разговаривать, улыбаться. Все вновь становится серым и бессмысленным. Я скучаю по Ангелу, по его голосу, по его смеху. Мне дико не хватает его глаз.
Боже, я такая влюбленная.
Я звоню Ангелу через четыре часа. У него выключен телефон.
Замечательно.