В двенадцать я пулей вылетаю из квартиры, перед этим предупредив маму о том, что я пошла к Ангелу. Я несусь на всех парах к его дому и не могу убрать улыбку с лица и трепещущее волнение из груди. Я представляю себе, о чем буду говорить с ним, думаю, стоит ли мне обнять его, или лучше не стоит.
За своими мыслями я не замечаю, как останавливаюсь перед домом Ангела. Я делаю глубокий вдох и иду к подъездной двери, но та открывается.
Я вижу, как Ангел выезжает в инвалидном кресле, а позади ― его папа. Я застываю и превращаюсь в неподвижную наблюдающую статую. Виктор Валерьевич спускает инвалидное кресло вместе с Ангелом по плавному спуску, который делают рядом с лестницей специально для колясок. Я смотрю на Ангела. Он похудел. У него впали щеки, глаза не блестят так, как раньше. Он одет во все черное, как будто у него траур.
― Спасибо, папа, ― благодарит Ангел Виктора Валерьевича.
Мужчина смотрит на меня и шумно выдыхает.
― Привет, Августа, ― обращается он ко мне.
Я заставляю себя оторвать глаза от инвалидного кресла и смотрю на него.
― Здравствуйте, ― бормочу я.
― Позвони мне, как будешь возвращаться, ― говорит Виктор Валерьевич Ангелу, затем снова смотрит на меня, кивает в знак прощания и направляется к подъезду, но он не заходит, ждет, пока мы уйдем.
Я громко сглатываю и гляжу на Ангела. Он выглядит смущенным и подавленным. Ужасное сочетание.
― Привет, ― говорю я ему неуверенно.
― Привет, Августа, ― отвечает он с той же неуверенностью.
И мы молчим, не зная, что сказать друг другу.
― Пап, ты можешь идти, ― говорит Ангел, не оборачиваясь.
Я перевожу взгляд на мужчину, который с беспокойным лицом слушает сына и исчезает за дверью.
― А где Егор? ― спрашивает Ангел.
Я напрягаюсь, и он это замечает, но терпеливо ждет ответа. Что я могу сказать ему? Что Егор испугался и решил «выйти» из команды? Что он бросил Ангела? Нет. Я знаю, какую боль причиню этими словами Ангелу… Я не имею права так поступать с ним, но и лгать тоже нехорошо.
― Он… ― бормочу я. ― Он… у него дела, ― и для достоверности пытаюсь улыбнуться, но губы предательски дрожат.
Ангел пристально смотрит на меня, он начинает подозрительно щуриться, и вскоре его глаза становятся узкими, как щелки.
― Ты врешь, ― уверенно говорит Ангел.
― Нет, с чего ты взял? ― к сожалению, я ужасная лгунья. Ну, или просто Ангел так хорошо меня знает.
― Я вижу, ― отвечает он.
Я не могу больше смотреть на него и отвожу взгляд в сторону. Моя ложь раскрыта. Я сдаюсь.
― Он сказал, что не может видеть тебя… таким, ― хрипло произношу я.
Я слышу судорожный вздох, и мое сердце мучительно рвется на части.
― Понятно, ― только и говорит Ангел.
Я в замешательстве поднимаю голову и не могу понять, серьезно он, или пытается скрыть свое глубочайшее разочарование от услышанного. Я долго смотрю на него, но так ничего и не выясняю.
― Ты не расстроен? ― удивленно вопрошаю я.
― Меня в очередной раз бросили, ― говорит Ангел, глядя прямо мне в глаза. ― Конечно, я расстроен. Но я не вправе осуждать его.
― Вправе! Егор не должен был так поступать, ― в порыве зашкаливающих эмоций я подхожу к инвалидному креслу и останавливаюсь в шаге. Ангел и я напрягаемся. ― Настоящие друзья не оставляют в беде, ― тихо говорю я.
― Давай не будем об этом, ― просит Ангел.
Я киваю.
― Хорошо.
Он вздыхает и начинает катить кресло, и я вижу, что это дается ему с трудом. Поэтому я обхожу его и становлюсь сзади.
― Что ты делаешь? ― спрашивает Ангел, когда я беру дело в свои руки и качу коляску вместо него.
― Помогаю, ― отвечаю я спокойно.
Это так непривычно, и я жутко переживаю, но пытаюсь сохранять спокойствие.
― Не нужно. Я могу сам, ― говорит Ангел без должной уверенности.
Я хочу сказать ему, что он не может, но поджимаю губы и проглатываю эти слова.
― Все нормально, Ангел, ― говорю я, и мы выбираемся из двора на главную улицу.
Мимо нас проходят люди, и они косятся на Ангела.
Неожиданно он фыркает.
― Что? ― спрашиваю я.
― Все так смотрят… ― хмуро поясняет Ангел. ― Этим они лишний раз дают понять, что я урод, ― снова фыркает. ― Как будто я сам этого не знаю.
― Ты не урод. Не говорит так.
― Урод.
― Не урод.
― Мы можем спорить бесконечно, ― угрюмо констатирует он, и я жалею, что не могу видеть его лицо. ― Я не хочу спорить.
Мы молчим.
― Куда пойдем… поедем… где будем гулять? ― интересуюсь я, стараясь быть максимально осторожной в словах.
― Без разницы, ― равнодушно отзывается Ангел. ― Но я бы хотел на озеро, только это невозможно.
Я вспоминаю про озеро, и в мое сердце просачивается тепло. Я тоже скучаю по этому месту.
― Мы можем прогуляться в парке, ― предлагаю я, отлично понимая, что никакой парк не сможет заменить райское местечко на озере.
― Это далеко, ― говорит Ангел.
― И что?
― А то, Августа, что я не способен преодолевать такие расстояния самостоятельно. Я не способен выбраться даже из собственного дома… из постели! Что уж говорить о парке…
― Я же здесь, я помогу.
― Я не договорил, ― отчеканивает Ангел. ― И тем более мне не хотелось бы утруждать тебя довозить меня до парка.
― Мне не трудно, ― мягко возражаю я.
― Чушь. Тебе трудно, ― фыркает он.