― Это все равно, что предать меня, ― во мне бурлит обида, которая появилась в одно мгновение из воздуха.
Я не понимаю, как Ангел может волноваться о Егоре, когда тот так поступил с ним? Я не понимаю, почему он вообще думает о нем? Разве ему не должно стать все равно? Разве Егор того не заслуживает? За свою трусость. За свое отношение.
Я не понимаю. И никогда не смогу понять.
Но… но это же Ангел, и он всегда будет беспокоиться о тех, кто ему дорог, даже если эти люди бросают его в беде. Он святой, не иначе.
― Помнишь мой девиз? ― спрашивает Ангел, возвращая меня в суровую реальность из темных мыслей.
― Да, ― неопределенно киваю я. ― Самый темный час ― перед рассветом.
Ангел медленно и тяжело втягивает в себя воздух и резко выдыхает.
― Так вот, рассвет для меня никогда не наступит. Я навсегда остался в этом самом темном часу, ― его губы плотно сжимаются. ― Мне стоит поменять девиз. Как насчет: «Смирись, потому что это единственное, что остается делать. Смирись, потому что это все, на что ты способен».
Я качаю головой.
― Не говори так, ― произношу, почти умоляю я.
― А как мне еще говорить? Как? ― Ангел кидает на меня обреченный взгляд. ― Вселенная не на моей стороне. Не в этот раз. Знаешь, я думаю, это проклятье. Сначала та авария, а сейчас… ― он не договаривает, но я понимаю, что он хотел сказать. ― Словно я в черном списке Судьбы, и она непонятно за что предъявляет мне счет. Но почему? Почему я, Августа? ― поверь, Ангел, этот вопрос меня тоже мучает. ― Пусть это звучит эгоистично, но в мире семь миллиардов людей, и есть те, кто действительно заслуживает того, что получил я, но… ― Ангел едва не стонет от разочарования и обиды. ― Но в итоге страдаю все-таки я. И это совершенно, совершенно несправедливо.
И я полностью с ним согласна. Почему хорошие люди должны страдать? Почему все складывается таким образом, что на их пути встает много испытаний и бед? Что это? Аванс за то, что, допустим, их будет ждать после смерти, на небесах? Но если рая нет, если после смерти ничего нет, то в чем тогда смысл? Ведь жизнь одна, и обидно, когда она проходит мимо, когда человек теряет возможность совершить многое из того, что планировал, хотел, о чем мечтал.
― Мама говорит, что шанс есть, что я снова смогу ходить, ― говорит Ангел, но я не слышу в его голосе веры. ― Но это какие-то жалкие двадцать, а то и меньше процентов…
― Но это же хорошо, ― немного оживляюсь я. ― У тебя есть шанс, а это главное.
― Этого мало, Августа, ― с грустью улыбается Ангел. ― Этого так мало для веры.
Я сжимаю кулаки за спиной и становлюсь перед ним, чтобы он видел меня, и я видела его.
― Помнишь, ты говорил о том, что существует в этом мире что-то невозможное, что и заставляет тебя предполагать существование Бога? ― спрашиваю я.
― Сейчас я полностью убежден в том, что ошибался, ― напряженно кивает Ангел. ― Его нет. И ничего волшебного тоже. Сейчас я как никогда уверен, что существует лишь то, что есть. А это: инвалидное кресло и куча упущенных возможностей.
― Я думаю, что вера ― это и есть нечто необыкновенное, волшебное, ― говорю я и внимательно смотрю на Ангела. ― Я точно знаю, что этому понятию не дано научного определения. Поэтому вот оно ― проявление Бога. Ты понимаешь?
― Пока не очень.
― Теперь я знаю, почему люди верят. Потому что это разбавляет их мрачную реальность, потому что это помогает им справиться с бедами. Вера, надежда, ― я слабо улыбаюсь. ― И пусть даже если когда-нибудь будет стопроцентно научно доказано, что Господа не существует, вера будет всегда, и поэтому будет Бог. Бог ― это не какой-то определенный персонаж. Это не тот, кто создал вселенную, или что-то вроде того. Бог ― это тот, кто живет в сердцах тех, кто нуждается в вере. Вера ― это и есть Бог, Ангел.
Ангел хмурится.
― Впервые за наше знакомство я тебя не понимаю, ― бормочет он.
― Поверь, ― говорю я. ― Поверь в то, что сможешь вновь ходить. Я верю в это. Каждый день, потому что у меня появилась причина на что-то так отчаянно надеяться. И знаешь что?
― Что?
― Это помогает, ― моя улыбка становится широкой.
***
Вечером того же дня в дверь раздается звонок. Я сижу в своей комнате в обнимку с учебниками, пытаюсь делать домашнее задание по физике, но не могу сосредоточиться, что совершенно не удивительно в свете последних событий.
Я удивляюсь, когда мама заходит ко мне.
― К тебе пришли, ― говорит она.
Я отрываю взгляд от учебника и в полном недоумении смотрю на нее.
― Ко мне? ― переспрашиваю я. Мама не ошиблась?
― Да. Егор, ― поясняет она и выходит из комнаты.
Егор? Зачем он пришел?
Я чувствую, как во мне тут же просыпается злость, и надеваю на лицо серьезную маску. Я встаю со стула и иду к двери. Они открыты, у порога скромно стоит Егор.
― Привет, ― говорит он, когда замечает меня.
Я знаю, что мама стоит неподалеку и наверняка все слышит, поэтому заставляю себя расслабленно сказать «привет» в ответ.
― Зачем пришел? ― каких трудов мне стоит прятать желание нагрубить Егору!
― Я… я хотел поговорить, ― неуверенно отвечает он.
Я не удерживаюсь и удивленно вскидываю брови.
― О чем?