Вибрирует телефон в кармане, вытаскиваю его. Губы сами растягиваются в улыбке. Стелла прислала в «вайбер» фото себя и Ильяса. «Прости. Я не права! Люблю. Скучаю!» и смайлик поцелуя.
Рядом раздается звон посуды. Поднимаю глаза. Мама смотрит на экран мобильника, я только что увеличил фото Ильяса. Ее глаза перемещаются на мое лицо, сводит брови к переносице, сжимает губы.
— Это… — не заканчивает свою мысль. Я встаю, забираю и ставлю посуду на стол, беру мать под локоть и вывожу ее из столовой под гробовое молчание.
Идем в кабинет. Бесцеремонное толкаю ее вперед, захожу следом. Мать уже завелась, глаза мечут молнии, руки сжимает в кулаки.
— Это мой сын! Родной!
— От этой иноверки! — выкрикивает утвердительно мама, замахиваясь. Перехватываю ее руку, стискиваю запястье. Она удивленно смотрит на мой захват, губы начинают дрожать, а в глазах появляются слезы.
— Ты переходишь границы, мама! Достаточно!
— Как ты мог? Как ты мог???
— Обычно. И ты ничего не изменишь!
— Я не приму ее! Ни этого ребенка! — вскрикивает, так как я сильно, до синяков, сдавливаю ее руку. — Мне больно!
— Мне вдвойне, мама! — убираю свои руки, делаю шаг назад. — Не примешь, говоришь?!
-Нет!!!
— Хорошо! — разворачиваюсь, выхожу из кабинета.
— Эмин! — мама несется следом. Я беру чемодан, она выхватывает его. — Я не позволю тебе уехать!!!! Ты женишься на этой девушке! Она из нашего круга, нашей веры, воспитана по нашим законам!
— Спешу тебя разочаровать: я женат! — она в шоке, выдергиваю из ее рук чемодан. — Женат на этой иноверке! На матери своего ребенка! И если мне сейчас выбирать, то я выбираю не тебя! — сдергиваю пальто с вешалки, быстро одеваюсь и покидаю дом.
— Эмин! — несется мне в спину душераздирающий крик. Закусываю губу, вызываю по приложению такси. Мне везет, машина подъезжает буквально через минуту.
— Эмин! Эмин!
— Поехали! — приказываю водителю, сев на заднее сиденье. Прикрываю глаза, борясь с желанием посмотреть назад. Сдерживаюсь. Это сложно, больно, тяжело. И главное, правильно.
Открываю дверь спальни. Медленно подхожу к кровати. На прикроватной тумбочке горит ночник. По центру в позе звезды спит Ильяс, Стелла с краю. Ложусь на другом краю, подкладываю под щеку ладонь, разглядывая спящее лицо девушки. Все ради нее. Для нее. Перевожу взгляд на сына. И для него.
— Эмин? — удивленно, сонно шепчет Стелла. Она трет глаза, часто моргает. — Ты дома?
— Дома!
Всматривается, пододвигается ближе ко мне, я к ней, между нами наш сын. Тянет руку к моему лицу, гладит по щекам, по лбу, проводит пальцем по носу.
— Все хорошо? — на ее вопрос отрицательно качаю головой. Мать обрывала телефон в надежде до меня дозвониться. Звонила Сана. Звонил дядя Салих. Даже Асхад раз пятнадцать названивал. Никому не ответил.
— Я люблю тебя, Стелла! Ты — моя семья! — перехватываю ее руку, целую ладонь, каждый пальчик. — Если выбирать, я выбираю тебя, сына и всех остальных детей, которых ты мне родишь!
— Уже напрягаюсь! — тихо смеется, приподнимается на локте, нагибается к моему лицу. Наши губы встречаются в поцелуе. Целуемся нежно, поверхностно.
— Я люблю тебя! Ты- моя семья, Эмин! Это самое важное, что может быть у человека!
40 глава
Стелла
— спустя 6 лет-
Тихо. Сажусь на барный стул, обхватываю кружку горячего молока и прикрываю глаза. Кто сказал, что сидеть в декретном отпуске — это отпуск в три года? Убить бы этого человека. Но вспоминая липкие ладошки, беззаботный смех, топот маленьких ножек — желание убить пропадает.
Открыв глаза, смотрю на свое запястье. Браслет из белого золота с тремя детскими фигурками, на каждом выбито имя, дата и время рождения. На другой руке — тот самый браслет с выдержкой из Корана. Я могу забыть надеть обручальное кольцо, серёжки, но эти два браслета — никогда.
Если бы мне, восемнадцатилетней девчонке, на день совершеннолетия сказали, что я буду самой счастливой и любимой, а главное единственной, женой мусульманина, рассмеялась бы. И не поверила бы, что у меня будет трое детей: мальчик, мальчик и девочка. Папина сладость, тайная слабость. Родись два года назад еще один сын, Эмин начал бы сейчас ныть о том, что хочет дочь. А так молчит. И предохраняется, хотя я не против родить ещё парочку маленьких Умаевых.
С Ильясом я была сумасшедший мамашей. Бедный ребёнок! Он дома толком не бывал. Всегда какие-то занятия, мероприятия. С Эльдаром материнский перфекционизм пошёл на убыль. С ним занимались в том направлении, которые ему нравились, как и теперь с Ильясом. Мальчики обожали спорт. Старший сын фанател от футбола, средний любил проводить время в гимнастическом зале. Дочка… Лину папа, когда был дома, не спускал с рук. Он готов для неё достать единорога, луну с неба, звезду с морского дна. Хорошо, что дочь пока не понимает, как вить из папулечки верёвки.