Его звезда

Жизнь в деревне имела свои прелести: тишина, я даже глохла первые дни от непонятной тишины вокруг, постоянно озиралась в удивлении. В столице такого нет, даже птиц не услышишь, а тут словно в сказке. Я стала долго и много гулять, жадно вдыхая свежий морозный воздух, от которого розовели щеки, перехватывало дыхание. Еще прелесть в этих каникулах в том, что здесь у меня проснулся зверский аппетит, я ела столько, сколько, наверное, в своей жизни не ела. Правда, потом меня клонило в сон, в чем себе не отказывала, но заставляла себя просыпаться по будильнику, иначе была бы мишкой в зимней спячке.

Иногда открывала электронную почту. Все срочные рабочие вопросы в праздники решали через Эмина, меня только ставили в копию письма, дабы я была в курсе, что происходит на работе. В социальные сети заходила без интереса, читала сообщения, а-ля подруги спрашивали, где я тусуюсь, в какой стране нахожусь и почему у меня с прошлого года нет ни одной новой фотографии на личных страничках. Ни одна не получила от меня ответа, было плевать, что обидятся, увидев, что прочитать-прочитала, а ответить поленилась. Или скажут в спину «сука», «выскочка», «стерва», пошлют на мою голову «ласковые» названия.

Листаю «Инстаграмм», лента заполнена новогодней тематикой. Вбиваю в поисковике тэг #семья. Хочется посмотреть милые, уютные фотографии семейной идиллии. Сразу же появляется калейдоскоп счастливых лиц, некоторые заставляют улыбаться, даже тихо посмеяться. Тут натыкаюсь на фото с выписки из роддома. Какой черт меня дернул зацепиться взглядом в разнообразии ленты именно за эту фотографию, не знаю, но нажимаю и перехожу на аккаунт. Он в открытом доступе у какой-то девушки из Чечни. Данное событие выставлено в карусели, смотрю каждую фотографию, только на последней палец замирает над экраном, читаю подпись и комментарии: «Забираем наследника Умаевых» с кучей радостных смайликов, а внизу все желают здоровья малышу, на незнакомом мне языке что-то радостное шлют автору поста, если верить рядом стоящим смайлам. Фото выставлено четыре дня назад.

Я смотрю прямо в глаза Эмину. Он стоит по центру, не улыбается, никаких эмоций в отличии от окружения, а толпа собралась внушительная. Чуть ниже я нахожу ролик, понимаю, что не стоит его смотреть, не рвать себя на части, но перебороть желание все увидеть своими глазами не могу.

Музыка без слов с восточным мотивом. Много машин, все улыбаются, профессиональный фотограф фотографирует, а видеоператор это фиксирует. Среди встречающих как старшее поколение, так и молодое, впечатление, что родился очень-очень важный человек для этих людей. Тут камера выхватывает подъезжающий джип. Сжимаю зубы, когда вижу, как из него выскочил Булат с широкой улыбкой, судя по его виду, совесть не мучает и обо мне совсем не думает. Из машины выходят еще трое: двое незнакомых мне мужчин и один, из-за которого я сейчас судорожно сглотнула. Эмин совсем не смотрит на камеру, не улыбается, сдержан на эмоции. Только когда к нему подходит какая-та женщина, на губах еле заметная улыбка. На фоне всеобщей радости его сдержанность, холодность очень сильно бросается в глаза. Медсестра выходит из выписной комнаты вместе с Аминой, все подходят к ним, а он на секунду замешкался, пока его кто-то не подталкивает.

Амина сияет. Даже мне через экран мобильника больно смотреть на счастливую девушку. Ее улыбка не искусственная, не вымученная, она реально счастлива, Эмин…Эмин никак не проявляет своего отношения к такому трепетному событию, как первая встреча отца и сына. Мельком взглянул на ребенка в своих руках, скупая мужская улыбка, терпеливо сносил всю суету вокруг них. Ролик заканчивается, когда все рассаживаются по машинам, и в небо выпустили много-много разноцветных шаров.

Со злостью швыряю телефон на подушку. Кусаю губы и невидящим взглядом смотрю в окно. Обнимаю себя за плечи и тру их ладонями, будто мне холодно. Не смею плакать, но ком стоит в горле, мешая дышать, глаза щиплют от слез, словно только что резала лук.

Звонит мобильник, вздрагиваю, очнувшись от своих мыслей. Вытягиваю шею и вижу, что звонит Эмин. Каждая буква его имени раскаленным железом впечатывается мне в сердце, навсегда, насовсем, хочу я этого или нет. Он во мне, он всегда будет со мною, в моих мыслях, в моем воображаемом будущем, где нет никаких рамок, причин и моралей, где только мы с ним вдвоем.

Звонок смолкает, через пять минут опять звонит. Вновь Эмин. С неохотой беру в руки телефон. Будет трудно сейчас с ним разговаривать, эмоции еще не улеглись, хочется высказаться, придраться, кинуть ему претензии, и все равно не имею права, мне больно от того, что тот кто мне почему-то нужен, запретен, не мой!

— Алло.

— Привет, — голос с хрипотцой, до боли в пальцах стискиваю несчастный мобильник, грозясь его раскрошить в своих руках. Держись, Стелла! Держись! Не сорвись только при нем.

— Привет.

— Как праздники?