— Обычно, — смотрю на ковровый узор на стене, смахиваю слезы. Когда, черт подери, я перестану плакать из-за этой семейки??? Почему от одного сердце заходится в волнении, а от другого трясется в страхе? Когда смогу спокойно выдохнуть и перестать чего-то ждать?! Бог посылает испытания по зубам, видимо у меня слишком крепкие зубы, раз Бог решил испытать меня по всем фронтам.
— Ты какая-то грустная, что-то случилось? — хочется заорать на него за эту лживую участливость, грубо сказать «тебе какое дело», ему ведь все равно, что моя жизнь похожа, как после 45 года, все разрушено, и нужно составлять план пятилетки, дабы что-то восстановить для нормальной жизни.
— Все нормально, устала просто. На улице снег, а у меня видимо давление, — откровенное вранье, давления нет, а вот слабость, тошнота, боли в груди- это то, что меня беспокоит уже несколько дней. Неприятные мысли, как тараканы, закрадываются во все щели, но Эмину об этом не стоит знать, мне самой нужно решать свои проблемы.
— Когда вернешься в Москву, займись своим здоровьем, что-то ты совсем по голосу раскисла!
— Спасибо за заботу, от тебя ее только и жду, — иронизирую, Эмин не отвечает, а меня это молчание раздражает, действует, как тряпка на быка во время корриды.
Слышу на заднем фоне плач ребенка. Вздрагиваю и цепенею, полностью обратившись вслух, пытаясь представить, что делает в эту минуту Эмин. Прикусываю до крови губу, чтобы не заверещать, нервы лопаются, как струны у гитары от чрезмерного натяжения.
— Сын? — спрашиваю дрожащим голосом, запуская руку в волосы и стискивая их на макушке, впиваясь ногтями в кожу головы.
— Паша, — спокойно, я бы сказала равнодушно, отвечает Эмин. Зачем он так? Зачем он делает вид, что ему до этого ребенка параллельно, ведь сам скорей всего сейчас стоит возле кроватки и пытается успокоить малыша.
— Паша? — непонимающе переспрашиваю, удивленная выбором именем для мальчика. Слишком русское что ли. Ребенок на заднем фоне прям надрывается, а его отец либо глух, либо имеет железные нервы, раз не реагирует на плач.
— Кажется его надо успокоить.
— Наверное, — как-то ровно реагирует Эмин, вводя меня ещё в больший ступор своим поведением. Слышу на другом языке женский голос, Эмин быстро отвечает, судя по тону собеседницы, она его упрекает, а по его ответу — ему начихать на эти упреки. Порываюсь спросить об отцовском инстинкте, но Эмин первый подает голос:
— Стелла, посмотри сегодня-завтра договор, который я тебе скинул на почту, там надо встретиться с заказчиком в рабочие дни и еще раз проговорить условия с ним работы. Я сделал сноски, на что нужно пристально обратить внимание, Женя не берет трубку, так бы не стал тебя беспокоить.
— Люди отдыхают, Эмин, не все готовы работать двадцать четыре часа, как ты, ущемляя в своем времени свою семью. Вон даже к сыну не подошел.
— Давай ты не будешь лезть и говорить, что я делаю так, а что не так! — рявкает Эмин, это уже второй случай, когда он на меня повышает голос. Я испуганно отстраняю от уха телефон, но через секунду меня накрывает.
— Чего ты орешь на меня? — завожусь в пол-оборота. — Если у тебя, какие-то проблемы, то это твои проблемы, а не мои, своих хватает, но я же не рычу на тебя, если мне не по вкусу, как ты со мною разговариваешь!!!
— Стелла…
— Что Стелла!!! Достали! Достали вы меня, Умаевы!!!! Каждый сидит в печенках!!! — нажимаю отбой, падаю на подушку и мну ее, глуша истеричные рыдания. Телефон звонит. Смолкает, вновь звонит. Я знаю, что это Эмин, но не желаю его слышать. Лежу на кровати, слышу, как кто-то заходит в комнату, скорей всего Аленка, а мобильник все не утихал.
— Ты ответишь?
— Пошел он в задницу! — в сердцах выплевываю я в матрац посыл, получается глухо, вряд ли меня услышали.
Алена присаживается рядом со мною, терпеливо ждет окончание моей истерики, а я не могу успокоиться, меня выворачивает наизнанку от палитры эмоции, от болезненной нежности до жгучей ненависти. Перед глазами мелькают картинки, как из мелодрамы, ночи с Эмином, как из ужастиков, ночь с Булатом. Они переплетаются между собой, накладываются друг на друга, но никаких совпадений нет, сюжета тоже нет. Сейчас я проклинаю тот день, когда в жизни моей семьи появился дядя Шахид, ведь из-за его родственников я сейчас в раздрайве чувств, не знаю, что делать дальше и куда сбежать от свалившихся проблем.
— Господи, как я ненавижу их! Двоих!!! Ненавижу!!! — бью кулаками по матрацу, обхватывая потом ладонями голову, переплетая на затылке пальцы.
— Не хочешь рассказать, что случилось? — осторожно спрашивает подруга, я резко вскидываю голову, тяжело дыша, смотрю на ее лицо. Она сейчас полностью готова меня выслушать, а я готова все рассказать, ибо вся ситуация вокруг меня и двух братьев тяготит и тянет на дно депрессии, из которой возможно никогда не выберусь, если сейчас промолчу.
— Что случилось? — истерически смеюсь, садясь на кровати, скрестив ноги по-турецки. Зачесываю волосы рукой назад, заплетаю в косу и отпускаю концы.