Эгоист

— Мы говорили с полковником о том, как бы нам вылечить профессора Круклина от его насморка, — сказала Клара.

Де Крей спохватился, что сделал ложный шаг; вот уж не ожидал он, что его, такого завзятого интригана, будут учить такту. Впрочем, смелость мисс Мидлтон его уже не удивляла: он догадывался, что в этой молодой особе таятся недюжинные силы. Опасаясь, как бы она не пошла дальше и не лишила его преимуществ, какие ему давало наличие общей с ней тайны, он ловко, с подчеркнутой покорностью, переменил тему разговора.

Когда к ним присоединился сэр Уилоби, на Кларином лице можно было прочитать робкое дружелюбие и скрытый вопрос, понятный, впрочем, одной Летиции, которая изо всех сил уверяла себя, что правильно истолковала его ночные речи. Но какие же тут могли быть сомнения? Ну, конечно же, ей удалось убедить сэра Уилоби даровать Кларе свободу. Законное ли это было заключение или нет, оно зиждилось на прочном фундаменте. Еще вчера утром она не могла бы себе представить подобное. Теперь же она уверовала в то, что может влиять на сэра Уилоби, ибо после полуночной беседы впервые почувствовала, что начинает освобождаться от почти физического ощущения его превосходства. Ее словно расколдовали. Он не казался ей другим, это сама она стала сильнее. Он не нависал над нею больше, как туча, не манил, как магнит: туча, которая, как ей некогда казалось, вобрала в себя все сияние небес, рассеялась; магнит был бессилен вертеть ею, как стрелкой компаса. Она и сейчас видела в нем человека, достойного восхищения; его благородная осанка, прекрасное сложение, изящество, с каким он склонился к Кларе, легко касаясь ее руки, — все это оправдывало фанатический восторг, испытываемый ею в ранней юности, когда она еще не была способна подвергнуть очарование своего героя строгому анализу. Зато теперь, воздавая должное отдельным его качествам, она была в состоянии хладнокровно слагать их в целое. Самое большее, что она могла чувствовать к нему, — это жалость. Она не видела в нем чудовища, каким он предстал перед пробудившимся сознанием мисс Мидлтон. Она просто отнесла его к разряду прочих мужчин; он сделался в ее глазах «одним из них». Свое разочарование она не ставила ему в укор. Напротив, она винила одну себя, объясняя происшедшую в ней перемену тем, что молодость ее ушла — иначе разве волна жалости, поднявшаяся в ее душе, не увлекла бы ее дальше на своем гребне? Но Летиция в самом деле испытывала жалость — жгучую жалость, и больше ничего. «Должно быть, все еще надеется уговорить Клару», — подумала она, взглянув на Уилоби. Клара же — Летиции было ясно и это — была с ним мила постольку, поскольку рассчитывала на его великодушие. Летиция вздохнула. Почерпнув силы в печальном взгляде, которым она их проводила, сэр Уилоби взял Клару под руку и повел ее в лабораторию.

Летиции нужно было передать Вернону, чтобы он не искал Кросджея понапрасну ни в доме, ни где-нибудь в пределах усадьбы. Но доктор Мидлтон ухватился за него, чтобы поведать о своем споре с профессором Круклином по поводу писателей античности — профессор обещался прийти и продолжить этот спор.

— Превосходный ученый, — заметил о нем достопочтенный доктор, — но капризный, как, впрочем, все люди, не умеющие пить.

— Он, кажется, простудился? — спросил Вернон. — Надеюсь, сэр, вино пришлось вам по вкусу?