Эгоист

— Рыцарская честь, которая начинается со лжи, приводит к тому, что подобный «рыцарь» становится героем известного толка, столь милого дамскому сердцу и столь распространенного в свете, — героем, который подчас кончает скамьей подсудимых.

Он всегда умел заставить ее умолкнуть: она терялась и не знала, как отвечать на подобные тирады.

— Итак, — сказал он, — вы сделали миссис Маунтстюарт своей наперсницей.

— Да.

— Вот ваш кошелек.

— Благодарю вас.

— Профессору Круклину удалось познакомить доктора Мидлтона с вашим неосуществленным намерением. Это, по всей видимости, ваш железнодорожный билет в складке кошелька. На станции профессора Круклина заверили, будто вы взяли билет до Лондона и не нуждаетесь больше в коляске.

— Это правда. И я жалею об этой глупости.

— А сейчас вы уютно поболтали с Верноном и, надо полагать, вывернули меня наизнанку?

— Мы о вас не говорили. Я понимаю, что вы имеете в виду, но он бы никогда не пошел на такое.

— Да, он славный малый, у него есть понятие о чести, пусть и несколько старомодное. И притом он чрезвычайно скрытен. Кстати, он ничего вам не рассказывал о своей жене?

Кошелек выпал из Клариных рук, и она наклонилась, чтобы его поднять.

— Я ничего не знаю о личных делах мистера Уитфорда, — сказала она, извлекая из кошелька железнодорожный билет и разрывая его на мелкие клочки.

— Его история — лишнее доказательство того, что эти романтические души в жизни весьма неромантичны. Вы любите говорить о «рыцарской чести». Побуждаемый этой самой рыцарской честью, он, верно, и женился на дочери хозяйки меблированных комнат, где проживал, пока я не взял его к себе. О сем благословенном союзе мы узнали из газетной хроники, в которой говорилось о нетрезвом поведении миссис Уитфорд, учинившей дебош на одном из лондонских вокзалов — скорее всего, том самом, на который вы должны были вчера прибыть, — ибо скандал этот произошел, как выяснилось, в день, когда мадам Уитфорд направлялась сюда за пополнением несколько оскудевшего хозяйства супругов Уитфордов.

— Я очень огорчена. Я ничего не слышала и ничего не знаю, — сказала Клара.

— Все это вызывает у вас понятную брезгливость. Впрочем, добрая половина студентов и писателей именно таким образом и женится. И мало кому из них так везет, как повезло Вернону.

— У нее были какие-то достоинства?

Клара выпятила нижнюю губу, что и в самом деле придало ее лицу брезгливое выражение. Уилоби стал убеждать ее не предаваться этому чувству.

— Сочинители, даже те из них, кто имеет доступ в общество, славятся полным отсутствием вкуса там, где дело касается женщин. Им нужна хозяйка. Порядочные женщины их отпугивают и, вероятно, были бы для них помехой.

— Вы сказали, что ему повезло.

— Я вижу, он вам не безразличен.

— Я его глубоко уважаю.

— Да, он хоть и чудак, но добрый малый, честный и все такое прочее. Но, конечно, столь малопочтенный союз оставляет на человеке пожизиенное клеймо. Свет не заставишь молчать. Да, пока что ему везет. Он шлепнулся в грязь и поднялся из нее. Но если ему доведется жениться во второй раз…

— А разве она…?

— Умерла. Нет, не пугайтесь: своей смертью. Молитвы его близких были услышаны. Он похоронил эту женщину, и я приютил его. Взял с собою, когда отправился в свое знаменитое путешествие. Второй брак, возможно, покрыл бы позор первого. Конечно, люди вспомнили бы ту, прежнюю историю, пошумели бы немного; родные той женщины все еще продолжают ему писать — должно быть, клянчат у него деньги. Теперь вы понимаете, отчего он так угрюм. Не думаю, чтобы он слишком сожалел об этой утрате. Разве что вздыхает время от времени — из сентиментальности, как все мужчины, после того как избавятся от тяжкого груза. Но вы не должны думать о нем плохо.

— Я и не думаю, — сказала Клара.

— Всякий раз, как заходит речь об этом эпизоде, я за него вступаюсь.

— Разумеется.

— Но я не оправдываю его глупости. Совсем обелить его я не берусь.

Они подошли к дверям дома. Клара подождала, не захочет ли он сказать ей что-нибудь еще, но он молчал, и она побежала к себе наверх.

Мысленно он уже швырнул ее Вернону, и не только без всякой боли, но с острым чувством удовлетворения. Ну, не чудотворец ли человеческое сердце?

Сэр Уилоби решительным шагом направился к Летиции.

Впрочем, решительной была только походка; в душе он еще колебался.

Летиция сидела подле открытого окна за вышиванием. По эту сторону окна, опершись о подоконник, стоял де Крей. Уилоби решил простить ей сдержанное оживление, с каким она слушала своего собеседника.

— Уверяю вас, — говорил полковник, — я провел самые приятные полчаса в моей жизни и предпочитаю бездельничать с вами, если вам угодно называть нашу беседу бездельем, чем болтаться в седле.

— Беседа с мисс Дейл никогда не бывает праздной тратой времени, — произнес Уилоби.

Она сидела в лестном для нее полумраке.

Полковник осведомился о Кросджее, Летиция вполголоса замолвила словечко за мальчика. Уилоби принялся разглядывать ее рукоделье.

Появились тетушки Эленор и Изабел. Они пришли пригласить Летицию на прогулку в карете.

Летиция ответила не сразу, и Уилоби сказал вместо нее: