— А мнѣ такъ вовсе нѣтъ! — заявилъ Густавъ. — Я никогда не думалъ, что іезуитское правило „цѣль оправдываетъ средства“ является такимъ безупречнымъ средствомъ противъ угрызеній совѣсти. Я лгу, такъ сказать, съ полнымъ душевнымъ спокойствіемъ, даже съ возвышающимъ меня въ своихъ глазахъ ощущеніемъ. Но тебѣ совершенно незачѣмъ брать съ меня примѣръ въ этомъ. Вовсе нѣтъ необходимости, чтобы такое дитя, какъ ты, уже стояло на выcотѣ моей объективности. Наоборотъ, неправда должна быть тяжела для тебя, и я испытываю большое удовлетворенiе, что это дѣйствительно такъ и на самомъ дѣлѣ.
— Но Джесси? — воскликнула Фрида, — могу ли я наконецъ довѣрить все ей? Она относится ко мнѣ съ такой любовью, она мнѣ, чужой, какъ сестрѣ, открыла свои объятья...
— Чтобы избавиться отъ меня! — перебилъ ее Густавъ. — Да, только изъ-за этого она открыла тебѣ свои объятья. Чтобы избавиться отъ моего сватовства, она дозволила бы мнѣ ввести въ домъ кого угодно, лишь бы только это существо избавило ее оть нежелательнаго жениха. Поэтому ни слова ей! Джесси не включается въ игру! Это — мое спецiальное удовольствiе допускать, чтобы она презирала меня, и я долженъ еще нѣсколько времени наслаждаться имъ.
— Потому что для тебя все — лишь игра, — съ упрекомъ сказала Фрида. — Но вѣдь она-то страдаетъ оть этого.
— Кто? Джесси? Нисколько!.. Она просто-налросто въ высшей степени злится на мою такъ называемую мерзость, и я желаю дать себѣ по крайней мѣрѣ хоть одно маленькое удовлетвореніе, оставивъ ей эту злость.
— Ты ошибаешься, ей чрезвычайно горько, что она принуждена такъ судить о тебѣ. Я знаю, она плакала изъ-за этого.
Густавъ вскочилъ, словно подъ дѣйствіемъ электрическаго тока.
— Что? правда ли это? Ты это на самомъ дѣлѣ видѣла? Она плакала?
Фрида съ безграничнымъ удивленіемъ взглянула на его просіявшее лицо.
— И ты этому радуешься? Неужели ты дѣйствительно можешь упрекать ее за то, что она заставляетъ тебя расплачиваться за заблужденіе, которое ты самъ же вызвалъ? Неужели ты можешь быть столь мстительнымъ и мучить ее?
— Ахъ, ты, шестнадцатилѣтняя мудрость! — воскликнулъ Густавъ, заливаясь смѣхомъ. — Ты хочешь взять свою подругу подъ защиту отъ меня... отъ меня!.. Правда, ты уже очень умна для своихъ лѣтъ, моя маленькая Фрида, но въ подобныхъ вещахъ рѣшительно ничего не понимаешь, да это вовсе и не нужно. Ты можешь спокойно подождать съ этимъ еще пару годковъ. Но говори же! Когда плакала Джесси? Откуда ты знаешь, что эти слезы были изъ-за меня? Да говори же! Ты видишь же, что я сгораю отъ нетерпѣнія!
На лицѣ Густава действительно виднѣлось высшее напряженіе, и онъ читалъ слова дѣвушки буквально съ ея устъ. Фрида повидимому и на самомъ дѣлѣ ничего не понимала въ „подобныхъ вещахъ“; по крайней мѣрѣ она смотрѣла на Густава все еще съ крайнимъ изумленіемъ. Однако она уступила его настояніямъ и начала говорить:
— Недавно Джесси задала мнѣ съ укоромъ вопросъ, неужели я дѣйствительно рискну довѣрить все свое будущее такому безсердечному эгоисту, какъ ты? Я стала защищать тебя — правда, достаточно неловко, такъ какъ вѣдь я не смѣла ничего выдать и должна была молчаливо выслушивать каждый упрекъ тебѣ.
— Ну, дальше! — задыхаясь торопилъ ее Густавъ. — Дальше!..
— И вотъ во время этого разговора Джесси внезапно разразилась слезами и воскликнула: „Ты слѣпа, Фрида, ты хочешь быть слѣпой, а я имѣю въ виду лишь твое счастье! Ты не знаешь, какъ мнѣ тяжело такъ унижать предъ тобою этого человѣка, и Богъ вѣсть, сколько бы я дала за то, чтобы онъ представился и мнѣ такимъ же чистымъ и стоялъ такъ же высоко, какъ въ твоихъ глазахъ!“. Сказавъ это, она убѣжала и заперлась въ своей комнатѣ. Но я знаю, что она тамъ проплакала несколько часовъ.
— Это — ни съ чѣмъ несравнимое, дивное извѣстіе! — въ восхищеніи воскликнулъ Густавъ. — Дитя, ты даже представить себѣ не можешь, какъ ты была умна, замѣтивъ это! Поди сюда, за это я долженъ поцѣловать тебя! — и онъ, обнявъ дѣвушку, сердечно поцѣловалъ ее въ обѣ щеки.
Какая-то тѣнь упала на входъ въ бесѣдку — тамъ стоялъ Францъ Зандовъ; онъ вернулся за своей записной книжкой и сталъ свидѣтелемъ этой сцены. Одно мгновеніе онъ стоялъ неподвижно и молча, но затѣмъ подошелъ ближе и возмущенно воскликнулъ:
— Густавъ!.. Миссъ Пальмъ!..
Молодая дѣвушка испуганно вздрогнула. Густавъ тоже поблѣднѣлъ и выпустилъ ее изъ объятій. Катастрофа, которую онъ во что бы то ни стало хотѣлъ отдалить, надвинулась, стала неотвратимой; это онъ сразу же увидѣлъ. Теперь необходимо было съ достоинствомъ встрѣтить ее.
— Что здѣсь такое? — спросилъ Францъ Зандовъ, мѣряя брата гнѣвно засверкавшимъ взоромъ. — Какъ ты смѣешь такъ приближаться къ молодой дѣвушкѣ, находящейся подъ защитой моего дома? И вы, миссъ Пальмъ? какъ вы могли дозволить подобное обращенiе? Можетъ быть, оно было для васъ желательно? Видимо между вами установились уже очень довѣрчивыя отношенія.
Фрида ничего не отвѣтила на этотъ брошенный ей горькiй упрекъ. Она глядѣла на Густава, словно ожидая отъ него защиты. А онъ уже овладѣлъ собою и, подойдя къ брату, успокаивающимъ тономъ произнесъ: