Егор. Биографический роман. Книжка для смышленых людей от десяти до шестнадцати лет

«Через несколько дней после 21 августа, заглянув в наш отдел, Лен (Карпинский. —М. Ч.) предложил выйти погулять по Страстному бульвару. Заговорил сразу, как с давним близким другом:

– Тимурка вчера приходил. Он хочет шлепнуться в знак протеста.

С трудом я понял: Тимур Гайдар, знакомый Лену по работе в “Правде”, где Гайдар служил тогда собкором по Югославии, решил застрелиться, чтобы таким образом громко заявить о своем протесте против вторжения в Чехословакию.

С Тимуром я не был до того знаком, но к имени его не мог быть равнодушен. Писателя Аркадия Гайдара я любил не только в детские годы. Сообщение Лена о намерениях Тимура меня перепугало.

– Вот уж этого не надо. Власти только рады будут, а шума поднять не дадут – никто и не узнает.

– И я ему то же самое сказал, – ответил Лен. – Но что-то делать надо.

Потом мы, гуляя по бульвару, долго разговаривали о том, что же делать. Главное было ясно: надежды на постепенную мирную эволюцию в сторону демократии, порожденные XX съездом КПСС и “косыгинской реформой”, надо забыть. Надеяться можно только на себя…»

Понимать эти слова Лациса надо так, что надежда на «правильные» действия самой власти, появившаяся было после в высшей степени необычного для советской жизни доклада Хрущева, после публикации с его ведома первой повести Солженицына, – исчезла. Наступило время личных действий – ив первую очередь тех, кого скоро назовут «шестидесятниками»: среда Тимура Гайдара и его друзей.

И Тимур Аркадьевич Гайдар повез их на своей «Волге» в Дунино, где его мама (которую его отец Аркадий Гайдар вытащил в свое время из сталинской тюрьмы) постоянно снимала на лето пол-избы.

…Можно представить себе, в каком состоянии был водитель «Волги», всерьез задумывавшийся в эти дни о самоубийстве.

Его жена, мама Егора Ариадна Павловна, недавно сказала мне, что Тимур никогда ей об этом не говорил – она узнала об этом только из книги Лациса. Это как раз понятно.

«Когда мы, рассуждая о своих крамольных замыслах, гуляли по сосновому бору близ деревни, перед нами вдруг вырос улыбчивый широколицый мальчик двенадцати лет, и Тимур нас познакомил: это был его сын Егор» (О. Лацис).

В течение нескольких месяцев 1968 года шли «лихорадочные встречи с бесконечными спорами: у Лена, у Тимура в городской квартире, у Егора Яковлева. К нам присоединились еще Геннадий Лисичкин (известный в те годы экономист и публицист, автор вышедшей в 1966 году книги “План и рынок”. —М. Ч.) и Георгий Куницын. Куницына, недавнего большого начальника в ЦК, мы рассматривали как авторитетного эксперта по партийному аппарату. И однажды кто-то спросил его:

– Ну есть хоть что-нибудь такое, что на них действует?

“На них” – это значило: на класс партийно-государственной бюрократии. Куницын ответил не задумываясь:

– На них действует только одно: инстинкт самосохранения».

Это было на большом домашнем собрании – на одной из «московских кухонь».

Лен Карпинский сделал доклад, где изложил концепцию борьбы с властью: «предполагалось, что власть не устоит в случае распространения истинных фактов и идей о сущности строя, выросшего под названием “социализма”. Для этого и замышлялся журнал.

На том же собрании стало ясно, что реальной возможности издавать журнал мы не видим. Тимур к тому времени уехал в Белград: кончился его отпуск. Оттуда он снабжал нас кое-какими книжками о югославской системе самоуправления, с которой мы связывали большие надежды…».

.. Должно было пройти почти 20 лет до тех дней, когда Лацис будет заниматься именно этим – «распространением истинных фактов и идей о сущности строя». Только уже в легальном журнале.

А руководить экономическим отделом этого журнала он пригласит улыбчивого широколицего мальчика…

Но ни сам Отто Лацис, ни двенадцатилетний Егорка печальным летом 1968 года об этом и не подозревают.

28. Отступление: кто такие шестидесятники?

– И все же диссидентства в вашей семье не было?

– Почему – было. Отец нормальный «шестидесятник», хотя он и военный. И его друзья нормальные шестидесятники.

Егор Гайдар, 2003

…Народ вздохнул полной грудью, будто какой-то невидимый груз сбросил со своих плеч. И начались знаменитые шестидесятые годы, когда перед нами открылись новые горизонты и силы прибавились, и настроение улучшилось. Появилась светлая перспектива. <…> Так что за одно это Хрущеву можно простить многое – и кукурузу, и гонения на творческую интеллигенцию, и Кубу…

Владимир Шингарев. Россия завтра: повесть, 2011