Егор Гайдар

В день голосования по импичменту сторонники президента собрали митинг на Васильевском спуске.

Что будет дальше, после этого, никто не знал. Возможно, та самая гражданская война, о которой предупреждал Гайдар?

«Утро солнечно, ветрено и прохладно, – писал он об этом дне. – Колонны собираются на Тверской, чтобы, спустившись вниз к Манежной, пройти через Лубянку, а затем по набережной – к Красной площади, к собору Василия Блаженного. Первый раз после отставки появляюсь на людях.

Идем с отцом в одной шеренге. С радостью вижу и своих соратников, и тех демократических лидеров, с которыми ссорились и спорили в минувший год, и тех сторонников президента, которые после декабрьских изменений в составе правительства отошли было от него, но сегодня и они в общих рядах.

На Манежной площади, оглянувшись, вижу, что вся уходящая вверх Тверская насколько хватает глаз запружена народом, людское море залило центр города. Выходим к набережной – новые колонны спешат по мосту из Замоскворечья… В колоннах весело. Может, у кого-то и кроется в душе тревога, но сейчас она незаметна. Песни, смех, шутки, подчеркнутая доброжелательность: “Пропустите ветерана!”, “Осторожно, здесь выбоина!”, “Друзья, спокойнее!” Даже лозунги и плакаты веселы, остроумны, жаль, что не запомнил…

Митинг под стенами храма Василия Блаженного. Вот и моя очередь выступить. Но едва успеваю произнести первые слова, как ощущаю, что внимание огромной аудитории переключилось на кого-то другого. Из Спасских ворот выходит президент, поднимается на трибуну. Рядом с ним хмурый, озабоченный Черномырдин. Президент сообщает митингу, что начат подсчет голосов, но каков бы ни был результат, он не признает решений Съезда, лишающих его власти, пока народ не выскажется на референдуме по этому вопросу. Овация. Да, видимо, другого выхода нет. Но я мысленно проигрываю худший сценарий возможного развития событий: Съезд голосует за импичмент. Руцкой принимает присягу. В стране два президента, возможно, два премьер-министра и наверняка по паре министров обороны, внутренних дел. Кто может сказать, как поведут себя силовые министры, не обернется ли все это боями в Москве?

Ельцин и сопровождающие его люди возвращаются в Кремль. Нужно продолжить свою речь. И я говорю то, что думаю. Как бы ни было опасно, как бы ни было трудно, вот так просто, из-за прихоти потерявших связь с народом депутатов, Россия свою свободу, свои надежды не отдаст.

Лучи прожекторов скользят по головам. Поздним вечером на трибуне вновь появляется президент, теперь уже со свитой, многочисленной и веселой. Голосов для импичмента не хватило. Съезд, почувствовав, что зашел слишком далеко и настроение общества не в его пользу, дает согласие на референдум».

…Согласитесь, что-то есть в этом отрывке, что заставляет перечитать его. Как будто за рамками одного текста проступает другой.

Гайдар стоит на фоне Покровского собора (больше известного как храм Василия Блаженного), за его спиной кремлевская стена шестнадцатого века, перед глазами – Верхние торговые ряды (больше известные как ГУМ), вдаль уходят Ильинка и Варварка, справа необъятное здание еще целой гостиницы «Россия». И – мост, ведущий прямо на Большую Ордынку. Сердце Москвы.

Все это пространство наполнено мрачными и тяжелыми легендами, дворцовыми переворотами, казнями, борьбой за власть, свержением былых титанов и возвышением новых. Здесь близ Красной площади держали в тюрьме Радищева, здесь казнили Пугачева и мятежных стрельцов, здесь хоронили Ленина и выносили из мавзолея Сталина, здесь вдоль кремлевской стены когда-то тянулся ров, а надо рвом стояли временные деревянные храмы, там наскоро отпевали казненных.

Непростое место.

То, что происходит здесь сейчас, – все эти неоформленные, сырые процедуры новой демократии, попытки перехватить власть друг у друга – казалось бы, меркнут на фоне тех византийских нравов, тех титанических трагедий.

Но Гайдар чувствует, что именно сейчас решается: куда вновь качнется российская история. К казням или к миру.

Именно это чувство он и пытается нам передать.

И еще один момент – не случайно так подробно описывает Егор, как шел с отцом в колонне демонстрантов по Тверской улице, как слушал выступавших на митинге, как сам выступал… Не случайно так остро фиксируется взгляд даже на малозначительных деталях.

Это – новый для него опыт.

Нигде ранее он не упоминал о том, что участвовал в митингах – например, в знаменитых митингах 1989–1990 годов в защиту Ельцина и демократии, за отмену 6-й статьи Конституции, против военного вмешательства в Прибалтике. Да, принимал участие в событиях августа 91-го года, «взял в руки арматуру», но… вошел в Белый дом и остался в нем до утра.

Здесь, на митинге у Васильевского спуска в марте 93-го, он – впервые с народом, в толпе, причем не просто в толпе, а целый день на людях – с утра, «солнечного, ветреного и прохладного», до вечера, когда прожекторы осветили стены собора.