Егор Гайдар

«Можно было в какие-то моменты выйти, потому что в стрельбе наступали перерывы. Приходили парламентарии с той стороны. Очень достойно вела себя “Альфа”. В какой-то момент в этот зал Совета национальностей пришел – я уже точно не помню, он представился, по-моему, старший лейтенант или капитан, я не помню сейчас, какое звание, – пришел человек, альфовец, без оружия, и просто он выступил перед депутатами и сказал, что он готов вывести женщин и детей, и всех, кто захочет выйти. И в это время не будут стрелять. И я помню, что многих женщин и детей, даже часть мужчин, там находившихся, удалось вывести через 1-й подъезд. Тот, который со стороны набережной, они выходили и все было хорошо. Просто ушли далеко не все», – вспоминает Вероника.

По-другому запомнились эти страшные часы депутату, одному из авторов российской Конституции Олегу Румянцеву. Он был тогда на стороне Верховного Совета:

«Я был последним депутатом, который вышел из Дома Советов. Так получилось, что всех депутатов увезли на автобусе, и люди позабыли, что есть Руцкой, есть Хасбулатов… Я сначала пошел к Руцкому, который сказал, что сейчас уже всё, он готов покончить жизнь самоубийством. Убедил Александра, моего товарища старшего, не делать этих глупостей, вышел навстречу группе “Альфа”, встретил полковника Проценко, он шел безоружный, шел один. Сказал, что здесь кабинет Руцкого, и я организовал мирную сдачу, сохранил ему жизнь. Потом пошел к Хасбулатову, помог ему одеться, одел на него плащ. Он был белее полотна. Спустились вместе к центральному подъезду, и там стоял рафик с Коржаковым, который их ждал. Мы стали садиться в этот рафик, и Саша Коржаков мне показал – останься, не садись. Позже я узнал, что была дана команда ликвидировать этих лиц – Руцкого и Хасбулатова по дороге, при попытке к бегству. Но, слава Богу, этого не случилось. Я надеюсь, что тот человек, который такой приказ отдал, его фамилия известна, но это на его совести… Это был не Ельцин. Коржаков мне сказал: не садись. (Слухи «о приказе к ликвидации» позднее активно распространял сам Коржаков. Никаких других подтверждений этому ни в мемуарах, ни в литературе нет. – А. К., Б. М.) Я потом, последним из депутатов, еще с двумя депутатами и с охранниками Руцкого пошел к домам, в сторону улицы Николаева. Мы как-то дошли до этих домов, и там людей, которые проходили через сито оцепления, раздевали, избивали, это было страшное зрелище».

Вооруженные защитники Белого дома сдались, но далеко не все. Бой продолжался несколько часов. Несколько дней после штурма по всей Москве звучали автоматные очереди. Всего погибло 158 человек; цифры за долгие годы не изменились, никто новых фамилий не предъявил. Среди погибших – 27 милиционеров и военнослужащих.

Много страшных историй о том дне, 4 октября.

Однако сухие факты таковы – из депутатов никто не пострадал. Кому-то, как говорит Румянцев, сломали ключицу, кому-то намяли бока. Эмоции были раскалены. Всех зачинщиков мятежа отвезли в «Лефортово». Депутат Константинов ожидал немедленного расстрела. Того же ожидали и Руцкой с Хасбулатовым. Тем не менее их по амнистии вновь избранной Государственной думы выпустили уже в феврале 1994 года. Остальные депутаты тем же вечером были дома.

Жизнь продолжалась. Двоевластие было преодолено. Конституция принята. Началась совершенно иная эпоха в жизни страны – эпоха, как тогда казалось, строительства новой жизни. Строительная, позитивная, плодотворная эпоха. 1993 год стал границей, за которой революция (и контрреволюция) закончилась. Правда, цена за этот переход оказалась высокой.

…Шрам от этих событий, конечно, остался у каждого. Может быть, наиболее сильным он был у Ельцина.

«Нас всех опалило страшное дыхание гражданской войны», – сказал в те дни Борис Николаевич, выступая по телевидению. Было видно, что для него эти слова – не фигура речи.

А пока – пора было возвращаться к работе.

Глава девятая. Вторая республика

Раз в год Государственная публичная историческая библиотека устраивает нечто вроде распродажи книг из своих фондов – по дешевке, за какие-нибудь 50 рублей можно купить на этих развалах очень редкую книгу. Редкую, или, мягко говоря, морально устаревшую, если судить по цене, или не очень востребованную. На этих развалах лежала и удивительное издание под немного странным названием: «Кто есть что. Политическая Москва 1993».