Егор Гайдар

Редакция «Коммуниста», как мы уже сказали, располагалась в переулке между Волхонкой и Гоголевским бульваром, совсем рядом со станцией метро «Кропоткинская». Окинем взглядом этот район глазами Гайдара… Район очень уютный, очень симпатичный, в то же время – специфический.

Если выйти на Волхонку – буквально сто метров налево, и до Кремля (Боровицкая башня) уже рукой подать, просто «дорогу перейти». Тут же – Библиотека имени Ленина.

Если чуть направо по Волхонке – гигантский открытый бассейн «Москва», построенный на месте разрушенного в 1930-е годы храма Христа Спасителя. В морозные дни от водяных гладей бассейна, его бесконечных водных дорожек, отгороженных канатами, идет мягкий пар. Сотни людей, даже зимой, купаются здесь в теплой хлорированной воде. Многие забегают сюда с раннего утра, до работы, с плавками, купальниками, полотенцами.

Тут же, через дорогу от бассейна, – Государственный музей изобразительного искусства, построенный когда-то отцом Марины Цветаевой, профессором Иваном Цветаевым. Красивое белое здание, к нему то и дело возникает очередь, длинная – на несколько часов. Музей этот – особая страница в отечественной культуре советского периода, своеобразная «волшебная» дверь, сквозь которую могут проникнуть ветры другого, не советского мира. Именно здесь впервые показали художников, находившихся в СССР под запретом.

При жизни Гайдара впервые это случилось в 1981-м, когда в Москву приехала выставка «Москва – Париж», и люди шли и шли, чтобы увидеть работы Кандинского, Шагала, Малевича и других эмигрантов, которых до этого несколько десятилетий запрещали на родине. Да, это был глоток свободы, знаковая выставка, на долгие десятилетия вперед определившая судьбу этого музея.

А в 1987-м, когда Гайдар уже ходил на работу мимо ГМИИ имени Пушкина, в музей от самого входа в метро выстроилась очередь на юбилейную выставку к столетию Шагала. Шагал, как, кстати, и Малевич, начинал с революционных плакатов и оформления первомайских и ноябрьских демонстраций в Витебске.

Ну а через дорогу от музея, в прекрасном особняке Нарышкиных – Оболенской – Трубецкого (впрочем, таких заслуженных, с богатой историей зданий в этой округе было немало), располагался Дом науки и техники, в котором был кинозал. Можно было попасть на хорошую картину. В 1987–1988 годах такими картинами были, например, «Маленькая Вера» Василия Пичула, «Воры в законе» Юрия Кары, «Город Зеро» Карена Шахназарова, «Дорогая Елена Сергеевна» Эльдара Рязанова, «Собачье сердце» Владимира Бортко, «Защитник Седов» Евгения Цимбала, «Слуга» Вадима Абдрашитова (и это далеко не полный список) – яркие образцы перестроечного кино: новые темы, смелые монологи, яркие гражданские интонации и смыслы. Картины, наполненные нервной тревогой за будущее. Смотри – не хочу…

Однако новизну и яркость художественных впечатлений, как и интеллигентную очередь к киоску «Союзпечати» или первое в Москве кооперативное кафе у станции метро «Кропоткинская», да и прочие радости нового времени столь же красноречиво уравновешивали злая и угрюмая очередь в винный отдел магазина «Три ступени», постоянно возникавшие хвосты за хлебом в булочную напротив, скудный, если не сказать нищенский ассортимент буфета в Доме науки и техники – лимонад, конфеты, пирожное «язычок» (даже бутерброды с сыром и те исчезли), тревожные и очень озабоченные лица неважно одетых москвичей, которые явно думали не о Шагале и новом перестроечном кино, а о том, как отоварить «талоны на мясопродукты» и «винно-водочные изделия» (с 1989 года) и «продовольственную карточку москвича» (с 1990-го), наконец, общий колорит места – серый, сырой, мглистый воздух позднего советского времени, совмещающий в себе несовместимые черты разных эпох.

Однако было и неизменное.

Если из редакции «Коммуниста» пойти в сторону Гоголевского бульвара, ты оказывался в царстве военных, бесконечных фуражек с золотыми околышами – здесь располагались Министерство обороны, военная поликлиника, Главное командование сухопутных и бронетанковых войск, и здесь десятками и сотнями бродили в обеденный перерыв и в хорошую погоду заскучавшие в служебных кабинетах офицеры и генералы. Военная, оборонно-милитаристская основа советского строя здесь была явлена в зримых, так сказать, образах. Так же как и шахматисты, по традиции сидящие на Гоголевском бульваре (хотя Всесоюзный шахматный клуб с 1986 года уступил свое место на бульваре Фонду культуры; Фонд стал постоянным офисом Раисы Горбачевой, которая аккуратно приезжала на службу каждое утро, если не была в загранкомандировке).

Да, эта неизменная основа советского строя – огромная, контролирующая полмира армия, так же как и тоска наших вечных очередей, не важно за чем, и всеобщий дефицит, возведенный в абсолют, в том числе дефицит в области культуры, – это тоже нельзя было не почувствовать, не уловить в воздухе времени.

Устоявшийся, плотный, тяжелый образ жизни брежневской эпохи – с рассыпанными по нему недолговечными блестками горбачевских нововведений.

Остается понять – а как ощущал все это Гайдар?