Егор Гайдар

Центральный экономико-математический институт за два десятилетия своего существования стал легендарным местом. Легендарна была даже архитектура: здание ЦЭМИ с «ухом» на фасаде (хотя это была на самом деле железобетонная лента Мебиуса – по ней советская экономика и ходила в своей математической безнадежности) было спроектировано архитектором Леонидом Павловым. «Архитектура измеряется не человеком, а требованиями общественного развития», – говорил он. И построил ЦЭМИ как две налипающие друг на друга, словно намагниченные, пластины – одна для больших компьютеров (которые, пока здание строилось, уже устарели), другая – для тех, кто на них работает. Не случайно тот же архитектор примерно в то же время спроектировал еще одно здание для расчетов планомерного развития – кубическую фантазию Главного вычислительного центра Госплана СССР на Новокировском проспекте. А рядом с ЦЭМИ стояло здание ИНИОНа.

В наши дни здание архитектора Павлова загородили, обступив и как будто взяв в плен, многоэтажные жилые дома…

О Павлове, своем учителе в Архитектурном институте, и о его «ухе» писал поэт Андрей Вознесенский в прозаической поэме «О»: «Москвичи знают это плоское здание, как заслонка замыкающее Ломоносовский проспект. Это здание – Ухо». Вознесенский путает – называет ЦЭМИ Вычислительным центром. Но в этом есть своя правота: экономико-математическая школа в СССР дала только вычисления, остались миллиарды цифр, исчез обсчитанный со всех сторон Советский Союз вместе со своей экономикой, которую обволакивали квадранты межотраслевого баланса. Может быть, поэтому в ЦЭМИ и не пошел работать Егор Гайдар – эта щебенка из цифр казалась ему неживой. Но! 18 молодых людей из ЦЭМИ, по подсчетам американского антрополога Адама Лидса, оказались в разных структурах правительства Гайдара. Значит, не прервалась связь времен.

«– Да никакое это не ухо, это лента Мебиуса, – доказывает Павлов. – Это скульптурно-философская восьмерка… Я придал ему размер – одна миллионная диаметра земли… Поэтому вас и тянет к пропорциям этого квадрата – инстинктом человек чувствует соразмерность с Землею… Поглядите, какая гипнотичность пропорций фасадов».

Трудно поверить в эту архитектурную поэзию, выветрившуюся спустя миллиард социальных лет, в сегодняшнюю эру, не знающую родства, и превратившую легенду в обшарпанную советскую стекляшку, мешающую новым домам. Атлантида затонула, оставив на берегу артефакт…

Именно на базе ЦЭМИ в 1987 году в Москве был создан тот самый клуб «Перестройка». «Это был наш проект, чтобы вторым шагом, опираясь на московское разрешение, сделать такой же клуб у нас в Питере», – рассказывал Анатолий Чубайс. Разрешение дал Севастопольский райком партии, весьма либерально относившийся к дискуссионной активности интеллигентов из академических институтов, которых было очень много на территории этого района столицы.

Сергей Васильев вспоминал: «После семинара в ЦЭМИ в январе 1987-го я, Гайдар и Петя Филиппов шли к метро. Филиппов сказал, что у него есть идея создать “Комитет защиты перестройки”. Гайдар согласился с тем, что это очень хороший замысел. Петя быстро сформировал в Москве на базе ЦЭМИ клуб “Перестройка”, где Глазков стал ответственным секретарем. Затем весной 1987-го шесть коммунистов, включая меня, Чубайса, Филиппова, написали письмо в Ленинградский обком КПСС. И 1 июля клуб “Перестройка” открылся и в Ленинграде. На открытии я выступал с докладом “План и рынок. Вместе или отдельно?”».

Сфера исследований ЦЭМИ – поиски оптимальности, планомерности, программно-целевого подхода, оптимальных пропорций имели мало отношения к действительности. Осталась только шутка из фольклора Института: «Программный подход – хитроумный метод правдоподобного обоснования бессмысленной деятельности по достижению нереальных целей и по решению неразрешимых проблем».

Одной из первых горбачевских новаций стало появление еще в 1986 году «Демократической платформы» в КПСС (и в рамках ее – так называемой «Московской трибуны» – дискуссионного клуба) при самом что ни на есть консервативном органе партии – московской Высшей партийной школе при горкоме КПСС, которая десятилетия до этого бодро ковала номенклатурные кадры из «крепких хозяйственников».

«Демплатформа», как стали ее позднее называть, сыграла значительную роль в истории перестройки. На ее основе была затем создана «Демократическая Россия», фракция российского съезда «Коммунисты за демократию». Однако «Демплатформа» была далеко не единственной свободной трибуной в Москве.

Такими трибунами стали чуть позднее (после 1988-го) и «Клуб избирателей» Александра Музыкантского, и Московский народный фронт, и «Мемориал», и Клуб социальных инициатив, и многие другие объединения. Они получили возможность выходить на митинги и демонстрации, собираться, принимать резолюции и документы, печатать на ротапринте свои журналы и альманахи, причем порой в самых неожиданных местах (так, например, одной из самых острых газет времен перестройки был орган Союза кинематографистов «Дом кино»).