Сыктывкар, 19 мая 2006 года, концерт «Гражданской Обороны» в Коми республиканской филармонии, фото Алексей Солуянов.
Теперь у меня другая беда. Все мои последние путешествия – а я долго это дело практиковал, и всегда для меня это был опыт творческий, на уровне архетипического понимания себя и окружающего – теперь стали трансперсональными. Это то, про что словами говорить невозможно, – а, стало быть, невозможно ни поделиться, ни передать. Во всяком случае, пока не знаю, как это сделать. Первый раз, когда я после альбома отправился снова, я увидел, что такое смерть. Я просто неожиданно понял, что это. Наглядно понял, что нечто, что являет собой человек, – это как аквариум с рыбками, который находится внутри океана. А при смерти он ломается. Он все равно там остается, но у него уже нет рамок. После этого – когда неожиданно такие вещи понимаешь – становишься немного другим человеком. То есть ты уже не живой, не мертвый, а какой-то вечный, что ли. В следующий раз я вообще уже был не человек, был какой-то вселенной. И с каждым разом этот опыт – он уже с точки зрения творчества неприменим, к сожалению. Я даже не знаю, что я буду делать дальше, потому что я об этом говорить словами не могу. Об этом вообще очень сложно говорить. Об этом можно думать… не думать даже – чувствовать
».В этом периоде жизни Егора, который получился последним, к полному изумлению всех его друзей и близких – среди нас бытовало мнение, что он нас всех переживет, да и сам он неоднократно заявлял об этом, называя себя «живчиком», вовсе не собиравшимся умирать, – я сознательно все больше уделяю внимание его прямой речи. Это, на мой взгляд, гораздо важнее, чем умозрительные заключения и досужие размышления, хоть бы они и исходили из самого близкого окружения. И как альбом «Зачем снятся сны» словно бы закольцовывал историю Егора и «Обороны», так и рассказ о нем все больше и все чаще закольцовывается его словами. Противоречивыми, живыми, бурлящими, калейдоскопическими, острыми и яркими, как и он сам.
Жизнь после жизни
19 февраля 2008 года я был на работе в редакции. Рабочий день подходил к концу, и в этот момент мне пришло короткое сообщение от нашего с Летовым общего знакомого: «Егор умер». Я поначалу совершенно не понял, о ком именно идет речь, пришлось переспросить: Егор – который? О Летове я даже и не подумал в этот момент. Но оказалось, что речь идет именно о нем. Вскоре директор «ГО» Сергей Попков из Омска подтвердил мне, что это действительно правда. И мы с руководителем музыкального издательства «Выргород» Алексом Валединским, журналистами и друзьями Егора Максимом Семеляком и Стасом Ростоцким полетели в Омск на похороны. Прощались с Летовым 21 февраля.
Максим Семеляк: «Когда гроб вынесли, началась вдруг дикая сибирская метель, хотя только что было солнце. Когда гроб зарывали в землю, выглянула радуга. Когда все кончилось и нужно было уже что-то кому-то зачем-то говорить, его бывший (теперь уже во всех отношениях бывший) гитарист Кузьма Рябинов пробормотал: “Летов умер – что может быть нелепее?”