С Летовым сразу было понятно, что он – не про музыку и танцы, не про эстраду и коммерцию не про рок-индустрию со всеми ее чартами, проданными дисками и пафосными стадионными концертами. А про “бери шинель – пошли домой”, а дом – это другое время и место, где все еще возможен праздник. Он вызывал безоговорочное уважение, такого рода, как озвучил когда-то Холден Колфилд: “А увлекают меня такие книжки, что как их дочитаешь до конца – так сразу подумаешь: хорошо бы, если бы этот писатель стал твоим лучшим другом и чтоб с ним можно было поговорить по телефону, когда захочется”. Но к Летову было как-то стремно подойти, даже когда он оказывался поблизости: на кухне после квартирника у Филаретовых или в гримерке перед концертом, потому что все истории о взаимодействии кумира и поклонников, как правило, похожи на сюжет из песни “Почему аборигены съели Кука” – “съели из большого уважения”. Я и не подходила, пока он не оказался на моей собственной кухне, – во время гастролей им с Наташей надо было где-то перекантоваться до поезда. А поскольку Летов всегда любил кино и неплохо в нем разбирался, я тут же поставила новинку – “Приключения трупа” Бенекса, мне казалось, ему должен понравиться этот фильм, смешной и неглупый. Мы некоторое время его смотрели, пока я не заметила, что гость откровенно мается, не признается только из вежливости. И дело было, похоже, даже не в Бенексе – просто по телевизору шел сериал “Бригада”, которым я тогда по неопытности пренебрегала, и напрасно: зрелище оказалось необычайно увлекательным.
“Они вбухали кучу денег в каждую серию, чтобы восьмидесятые выглядели правдоподобно, – сказал Летов, – будку телефонную нашли из тех времен, одежду, все. Я тогда мотался по стране, я видел таких людей – вот прямо таких, как эти”.
При всей его осведомленности – а он, как Пьер у Толстого, “все знал, все читал, обо всем имел понятие” – он, похоже, совсем не нажил сопутствующего снобизма, даже к так называемой “попсе”, если она была стоящая. Но все равно: Летов сидит на диване и смотрит MTV – это была для меня, как для наблюдающего за писателем Холдена, не самая банальная ситуация. А он смотрел в экран очень сосредоточенно, потом ткнул пальцем в поющую тетку и констатировал с какой-то серьезной научно-исследовательской интонацией:
– Я ее знаю! Это Агилера.
– Это Шакира. А ты знаешь, что когда она была маленькая, то сидела на коленях у Маркеса?
– А ты читала интервью Маркеса с Маркосом?