Ей-бо

        Пареньку я работу нашел пельсины собирать с бандой мексов, а сам не пошел, потому как очень хотелось мне увидать, чего у этого угла внутри. И вот тока мальчонка ушел, я к нему — и знаете что, мистер Брекенридж? Он свой угол запер, а ключ с собою унес! Само собой, я на такую подозрительную тактику у себя за спиной и так сильно обиделся, потому как по природе своей человек гордый и прямой потомок Эдмунда Раффина[5] по материной линии. И пошел я на грузовую сортировку с тяжелым сердцем, а там сел позагорать чутка и рассуждаю, када ж моя удача переменится.

        А около полудня и Форт объявился. Сижу это я на платформе, как вдруг меня паровоз будит, и тока я привстал, гляжу — Форт. Я чутка над ним похмыкал, дескать, что ж ты шелкового манифеста не дождался, и мы с ним хорошо так поржали вместе, и мне как-то получшело. Я ему сказал, что поселился с жиденышем, пока он про телеграмму не прочухает, а Форт меня спрашивает: а с харчем как? — и я грю, что хавчик мы тоже в кредит берем. Тогда он замечает, что сильно жрать уже хочет, а еще ему очень нужен табак, и вот мы с ним в лагерь пошли, и Форт остался снаружи ждать, а баба там, поскольку думала, что блески мои, дала мне еще две пачки покурки и кулек черствых тортилий.

        Где-то в полседьмого вижу — пацанчик по дороге идет, — и выхожу я его встретить, чтобы, значть, предупредить, что на койке у него Форт спит. А у пацанчика рубашка чуть не напополам подрана, а руки в царапинах все, и на шее содрано сбоку, и очень скоро у него там черная болезнь будет, с первого взгляда ясно. И весь он в разводах от пота высохшего, но, похоже, не сепетится уже, вот я у него и спрашиваю, скока заработал, мол, а он грит: семсят шесть центов, и я тут прикидываю, что это он мне наверняка очки втирает, мистер Брекенридж, потому как стока за день тока мексы сшибать могут. Да я б сам туда пошел, кабы знать, что там стока. И тут я как бы невзначай грю, мол, у нас в гостях Форт и, небось, задержится, пока я денег не получу, что, наверно, случится завтра. Вижу, не понравилось ему, но тут думаю, а чего он сделает — ежли опять скажет чего обидное, я просто блески его выкупать откажусь.

        Поначалу Форту и пацану было вроде как нечего сказать друг другу, но после ужина Лютер засветил ему то место у себя за ухом, куда его при Кантиньи подстрелили, дал там железную пластинку потрогать, тут лед между ними и растаял, и Форт ему показал и шрамы на левой ноге, которые на северных исправработах получил, но пацану сказал, что и это из Кантиньи.

        Ночью Форт на полу расположился, а пацанчик не шумел, ну и я ничего Форту не сказал, поскольку думаю: мож, пацанчику стыдно, не буду я Лютеру ничего рассказывать. Это теперь вижу — надо было намекнуть, да тока откуда ж мне знать было?

        По утрянке жиденыш пошел дальше пельсины собирать, а мы с Фортом вовремя не встали, и тут я лежу и рассуждаю себе: а ведь отлично будет, када в субботу вечером пацанчику заплатят, потому как баба в лавке давай уже права потихоньку качать, вроде как кредит нам дальше отпускать не желает и ваще не такая личность, чтоб в человеческую природу сильно верить. Тут спускаюсь я в лавку — и точно: правильные у меня рассуждения были, потому как испрошенного-то она мне дала, но грит, больше не даст ничего, пока не расплачусь. Посидели мы с Фортом, покурили, и тут он грит: я, грит, думаю, пацанчик-то ей сказал, что котлы не твои, а и вовсе его, подарок от кого-то там в Цинциннате. Кабы я поверил Лютеру, тотчас бы распинал этот угол, да тока я не уверен был, а субботы по-любому дождаться надо. На улице тока смеркаться стало, пацанчик возвращается и докладает: заработал еще шейсят девять центов, и вот теперь нам от фруктовой биржи «Волшебная долина» перепадет уже доллар сорок пять.

        Ну а наутро еще пятница, кредита у нас нету, а пожрать осталось тока черствые корки да кофе. Пацанчик попробовал аванс у них выхарить под эти свои доллар сорок пять, а они ни в какую, и он опять на работу пошел, весь рассепетившись. Так а чего там тока сепетиться-то было?

        Днем Форт попробовал никелей насшибать, да тока ему везде грили: либо езжай на пункт помощи в Аламо, либо с голоду подыхай. И вот я спер с консервной фабрики с полдюжины грейпфрутов второго сорта, и на ужин у нас больше ничего не было, а к утру мы все втроем решили двигать в Аламо, помощь получать. Тут вы, небось, думаете, я вам баки заколачиваю, мистер Брекенридж, да тока знаете, чего пацанчик сделал, када мы до пункта добрались? Он вовнутрь и заходить не стал, вот чего. Тока вбок так отполз по-быстрому, навроде крабеныша. Мы ему, канеш, ничего с собой вынести не могли, вот ему, наверно, сильно живот уже и подвело, када мы в Сан-Хуан обратно приехали. Я не спрашивал. Но как тока мы домой пришли, он сразу в кровать лег, весь какой-то белый, и лицом к стенке отвернулся. Как глянешь на него, так сердце кровью. По мне, так парень крепкий должон быть.