Ей-бо

        А днем мы с Фортом опять в Аламо съездили, а када вернулись, он еще лежал в кровати — и спрашивает такой, не схожу ли я на биржу деньги его забрать, а на обратном пути хавчика купить. А я не хотел, чтоб Форт со мной тащился, потому как он очень алчный, да тока он все равно потащился, и мы этот доллар сорок пять забрали, и ему тотчас же захотелось мескаля купить, но тут уж я ему воспретил. Мне тока текилью подавай, либо ваще ничего не надо. И мы на доллар взяли большую пинту, а мексявочке, которая ее нам приволокла еще двацать пять центов дали, потому как ей за пинтой этой аж на другой конец города гонять пришлось. Бутылку мы уговорили, и у нас еще двацать центов осталось, но тут я про пацанчика вспомнил, мож, болеет он и ваще, вот я и зашел в «Грошовую джунглю» и купил кварту молока. Это ж его деньги, в конце концов, хоть он и жиденыш. Беру я молоко и вижу: Форт на кассу глядит эдак пристально, а как наружу вышли, грит как бы невзначай: давай-ка, Гомер, пройдемся чутка, а то у меня от этой текильи голова что-то разболелась. Я-то дотумкал, что у него на уме, и грю: мож, давай лучше сперва молоко домой снесем, а потом уж пройдемся, у нас, небось, детка уже проголодалась; а Форт такой: нет, сначала пройтись надобно.

        И вот мы за город чутка вышли, и он мне, значть, предлагает эту «Грошовую джунглю» взять на стопор, а я спрашиваю: а где ж мы пару утюгов надыбаем? — а он такой: нам, Гомер, тока один и нужен, и у меня он, Гомер, есть, — и ваторгу из кармана тащит. Тут я чутка удивился, потому как совершенно не в курсах был, что Форт при ваторге, да тока меня это не убедило, и я грю: тебе-то хорошо говорить, что одного утюга хватит, када ты сам его носишь, а мне как быть? А он мне тут: лана, бери, раз кореш твой тебе до ноги, а я себе мотню подрежу. Я грю: а мож, ты ее уже и подрезал, откуда я знаю? А он мне: нет, грит, но знаю, где в любое время за три дуба можно. Я грю: это очень обнадеживает, но не скажешь ли ты мне, что это за место такое, где в любое время за три дуба можно себе мотню подрезать? А он мне — то же самое, дескать, место, где мы текилью брали.

        Я его спрашиваю: а вместо денег у тебя что на мотню будет, и где ты тачку возьмешь, да и еще кой-чего поспрашивал, на что ему сразу и сказать-то было нечего. Я ему напомнил, что из Долины он без хорошей тачки не выберется, а он давай на меня злиться, грит, ежли у меня кишка тонка, так он эту работу сам провернет. Я ему: ты не сепетись, потому как я завсегда с тобой, тока ты мне скажи, кто форцы отымать будет. А Лютер такой отвечает, да так шустро, что вижу: он про этот стопор уже пару дней прикидывал. А, грит, жиденыш форцы возьмет, точно они про все с ним уже добазарились.

        Тут мы в город вернулись, почти до самого лагеря дошли, ну и хлеборезки закрыли.

        И вот поверите ли, мистер Брекенридж, тока мы за угол в лагерь свернули, как я за старую коновязь перецепился, молоко это у меня из рук тресь — и раскокал. Очень, грит Форт, текилья крепкая тебе попалась, Гомер, — и тут мы в хижину зашли. Тот еще в кровати, тока свернулся весь калачиком, а простыни все испакощены, и вот он меня видит такой, а у самого глаза — что у волка, а потом видит, что хавчика у меня с собой нету, так застонал тока и опять к стенке отвернулся. Я грю, да не переживай ты, паря, тока денег они мне не дали, и мы с Фортом с ними весь день процапались, а теперь все равно поздно, потому как ихний кассир уже домой ушел. Иногда я очень шустро соображаю, и вот грю ему: а давай мы твой угол, Давид, в ломбард снесем, и тогда хавчика нам хватит, пока Брайан, мой брательник из Апалачиколы, бабок не пришлет. Он грит: я, грит, не верю, что у вас вообще где-нибудь есть брат, тока забирайте чемодан и принесите мне чего-нибудь поесть за него, да возвращайтесь поскорей, а то я очень голодный. Форт опять за мной было увязался, но его я вовремя остановил. Он иногда очень коварный бывает.