Эйдолон

– Нет! Ты искажаешь мои слова, их значение.

– Неужели? – Его глаз с каждой секундой становился все белее, губы плотно сжались, стиснув клыки. – Ты отказываешь мне, сравнивая нашу близость с животным сношением. Что из твоих слов я неправильно истолковал, Ильдико? Когда я стал недостойным и пал так низко, что заставил тебя думать о подобном?

Слезы потекли по щекам Ильдико и закапали на пол. Она опять сказала не то, разрушив что-то ценное между ними в решительной, но ошибочной попытке не ввести его в заблуждение.

– Дело не в тебе, Бришен. А во мне. Для твоего народа я недостойная королева, потому что не могу выполнить главную задачу, возложенную на меня. Даже занятие со мной любовью дюжину раз на дню не изменит реальность, как бы сильно нам обоим этого ни хотелось. Твоя жена – человек со всеми сопутствующими ограничениями.

Он одарил ее пронзительным, отстраненным взглядом, как будто оценивал и задавался вопросом, как его могли обманом заставить полюбить эту женщину.

– Неужели ты никогда не думала, что, возможно, я искал утешения в объятиях единственной, которая может заставить меня забыть про это безумие на несколько коротких часов? Минут? – Она съежилась от пустого, лишенного эмоций голоса. – Способной подарить мне надежду в океане безнадежности?

Ей хотелось броситься к нему, умолять о понимании и прощении, клясться, что она никогда не хотела проявить черствость.

– Мне жаль, что я причинила тебе боль. Я ни за что не хотела тебя обидеть, но и ложных надежд давать не могу.

– Иногда ложная надежда намного лучше ее отсутствия.

Не сказав больше ни слова, он повернулся и оставил ее, закрыв за собой дверь с тихим щелчком.

Ильдико уставилась на гладкое дерево, расплывающееся перед глазами. Она медленно опустилась на пол, положила голову на согнутые колени и зарыдала в юбки.

Глава 11

Серовек очень быстро вернулся в Саггару, и на этот раз не в одиночку. Бришен встретил друга в конюшне, когда беладин расседлывал своего жеребца.

– Ты еще не передумал? – спросил Бришен. Он не предполагал, что маркграф изменит решение, но принял бы любой его выбор.

Серовек выгнул бровь, отдал седло и коня ожидавшему конюху.

– У меня много слабостей. Однако нерешительность не входит в их число. Мы видели выживших из Харадиса по пути сюда и следующих за ними по пятам галлу. Так волки выслеживают стадо, готовые утащить слабых и неосторожных. Больше половины Баст-Харадиса вот-вот обрушится на Саггару.

– Разведчики уже доложили. Мы едва можем накормить тех, кто уже здесь. – Его взгляд остановился на молчаливом незнакомце, стоявшем позади Серовека. – Кто это?

– Капелька хороших новостей посреди моря плохих. – Серовек подозвал мужчину. – Монах, о котором я тебе рассказывал. Мегиддо Чермак.

Стройный, как юноша, рядом с крупным, мощно сложенным Серовеком, Мегиддо обладал магнетизмом, вплетенным в каждую его черту. Все в нем – от позы до изящных линий лица – излучало благородство. Бришена не удивило, что этот человек сенобит, служитель бога.

Монах элегантно поклонился.

– Это большая честь, ваше величество, – сказал он сдержанным тоном.

– Добро пожаловать в Саггару… – Бришен замолчал, гадая, как обратиться к последователю неизвестного религиозного ордена.

Губы Мегиддо скривились, словно он услышал мысли Бришена.

– Ко мне обращаются по имени, данному при рождении, или согласно моему назначению – макари.

– И что это значит?

Мегиддо пожал плечами.

– Монах.

Серовек ухмыльнулся.

– Эти монахи не склонны к поэтическим вольностям.

Бришен впервые за несколько дней рассмеялся.

– Замечательная черта характера. – Он жестом пригласил их в дом. – Пойдемте. Сможете прервать свой пост, а я удовлетворю любопытство и узнаю, как простой рунический круг даже на короткое время поймал в ловушку галлу.

Они устроились в кабинете на первом этаже, который стал центром планирования и обсуждения всего, что касалось защиты Саггары и возможностей крепости стать временным домом для беженцев. Слуги принесли поднос с хлебом и тонко нарезанным вяленым мясом, а также кувшины с теплым элем. Бришен откинулся на спинку стула, обводя когтем край кубка и наблюдая за гостями. Серовек без колебаний принялся за еду, в то время как Мегиддо отказался от трапезы.

– Каким богам вы служите, Мегиддо?

Монах отхлебнул эля и отставил напиток в сторону.

– Только одному. Единому Фальтику.

Серовек обмакнул кусок хлеба в эль и махнул кубком в сторону монаха.

– Мегиддо – еретик, – беспечно заявил он, игнорируя неодобрительный взгляд собеседника. Он сунул хлеб в рот и запил глотком эля. – Это иностранная вера, которая появилась в Беладине. – Он вонзил нож в кусок мяса. – Их последователи не слишком громко заявляют о своих убеждениях. Этот культ не узаконен королем.

Бришен был заинтригован, гадая, что побудило сосредоточить всю веру в одном-единственном боге, за которым не стоит пантеон.

Он снова наполнил кубок Серовека.

– Нравится же тебе связываться со странными компаниями, друг мой. Веруешь в Фалтика?

Серовек фыркнул.