Эйфелева Башня. Гюстав Эйфель и Томас Эдисон на всемирной выставке в Париже

«Между тем, – отметил он, – время уходит, и я должен был начать строительство несколько месяцев назад… Если эта ситуация будет продолжаться, я должен отказаться от всякой надежды на успех…Тем не менее я по-прежнему готов немедленно приступить к работе…Но если я не приступлю к работе в первой половине января, я не смогу закончить вовремя. Если мы не придем к определенному соглашению к 31 декабря… Я сочту болезненным, но необходимым отказаться от своей ответственности и забрать свои предложения. Мне было бы очень жаль отказаться от строительства того, что, по мнению большинства, станет одной из главных достопримечательностей экспозиции».

Но потом Эйфель передумал и положил письмо в ящик стола, решив не отправлять его.

Вместо этого он отбросил всякую осторожность на ветер. Он не доставит своим оппонентам удовольствия видеть, как он отступает с поля боя. С приближением Нового года он решил рискнуть своим личным состоянием ради славы, увидев, как его башня высотой 300 метров возвышается над Парижем. Во-первых, он согласился возместить государству ущерб от судебных исков графини де Пуа и ее соседей и любых возможных последствий обрушения башни, наняв лучших юристов для обеспечения наилучшего возможного решения. Он так же, как и было согласовано ранее, привлечет все финансовые средства, превышающие 1,5 миллиона франков государства. Этот смелый ход положил конец затору, и 7 января 1887 года он и французское и парижское правительства наконец подписали давно зашедший в тупик контракт. Контракт требовал, чтобы Эйфель использовал только французскую рабочую силу, материалы и технологии и подчинялся надзору со стороны выставочного комитета. В конце первого года эксплуатации башни город Париж станет ее владельцем, но Эйфель все равно сохранит весь доход, за исключением 10 процентов, предназначенных для бедных в городе.

Три недели спустя, 28 января, зимой, настолько суровой, что парижане катались на коньках по озерам Булонского леса, Эйфель стартовал на Марсовом поле. Наконец, были начаты работы по закладке фундамента башни. В процессе подготовки, объяснил Эйфель, он сделал серию отверстий, которые «показали, что грунт на Марсовом поле состоял из глубокого слоя глины, способного выдерживать вес от 20 до 25 килограммов на квадратный дюйм, увенчанный слоем песка и гравия различной глубины, превосходно рассчитанным для фундамента». Как признался Эйфель позже на лекции, в то утро он испытал огромное «удовлетворение», когда «наблюдал, как армия землекопов приступила к тем великим раскопкам, которые должны были удерживать 2 метра этой башни, которая была предметом» его «постоянного беспокойства в течение более двух лет».

«Я также чувствовал, что, несмотря на жестокие нападения, направленные против башни, общественное мнение было на моей стороне и что множество неизвестных мне людей готовились приветствовать эту дерзкую попытку».

Эйфелева башня была расположена так, чтобы служить триумфальной аркой, ведущей на ярмарочную площадь с моста Иена, и каждая из ее четырех гигантских ног отмечала одну из сторон света. Ее основание будет прочно стоять на глубоко вырытой глинистой почве, опоясанной прочным меловым фундаментом.

Когда Эйфель и его рабочие бригады занялись делом и башня стала выглядеть как реальность, влиятельная L’Illustration продолжала издеваться над ней как над

«маяком, гвоздем, люстрой… без политики такое чудо никогда бы не было одобрено, это символ индустриальной цивилизации».

Эйфель наставлял тех, кто цеплялся за прошлое, что в