Эйнемида II. Право слабого.

Энекл затравленно огляделся, обречённо поняв, что всё кончено. Двое с пучками дротиков на выдающейся в зал галерее, трое с кругловерхими булавами внизу – все разбойничьего вида, в латаных шерстяных хитонах, шароварах и закрывающих голову платках. Дорогу обратно отрезал схвативший Феспея горбун, а прямо перед ними, скрестив руки на груди и нехорошо улыбаясь, стоял коренастый мидонянин с чёрной бородой, заплетённой в тонкую косичку. Подле него Энекл, с опустившимся сердцем, увидел рыдающую Лаину, плечи девушки дрожали, как в ознобе.

– Простите меня, – умоляюще всхлипнула она, слёзы ручьём текли по её лицу. – Простите, но я не могла...

– Ну ладно, заткнись, – с презрительной усталостью в голосе оборвал её главарь. – Предала тех, кто ради тебя шкурой рисковал, теперь живи с этим.

Девушка дёрнулась, точно от удара, и затравленно посмотрела на чернобородого.

– Менхар, господин... – умоляюще прошептала она. – Что с ней?

– Менхар? – наигранно удивился главарь. – Какая Менхар?

– Моя... подруга. Вы обещали!

– Ах, подруга. Ну, раз обещали, значит выполнили, – чернобородый довольно рассмеялся, стряхивая невидимую пылинку с тёмного кафтана. – Твоя подруга жива и здорова. Вот только вряд ли она снова согласится тереть твою мокрую щель. Ну как же? Всякий знает, что эта дурь – пока не встретится подходящий уд, а в этой шлюхе сегодня побывало столько, что хоть один наверняка подошёл.

Главарь с подручными довольно расхохотались, глядя на остолбеневшую Лаину. Не обращая более внимания на несчастную девушку, чернобородый повернулся к эйнемам.

– Снимай балахон, здоровяк, – бросил он Энеклу, и когда тот остался недвижим, обернулся к горбуну. – Билам, если не снимет, отрежь этому слюнтяю ухо.

Зло посмотрев на чернобородого, Энекл сбросил плащ, оставшись в одном хитоне.

– Вот и славно. Как я понимаю, пред нами доблестный Энекл, гордость и украшение царского войска. Отвечай, когда я спрашиваю, и отвечай правду, или твой приятель недосчитается ушей.

– Да. Я Энекл.

– Ага… А это, конечно, прославленный поэт Феспей. Такая честь познакомиться лично... Ну а я Аратан-Лумаль, чиновник управления царских узилищ и тюрем, и я обвиняю вас в измене, а также в убийстве матери нашего возлюбленного повелителя.

Царские узилища и тюрьмы. Саррун... Энекл грязно выругался на эферском наречии.

– Вот и конец... – простонал Феспей, безуспешно пытаясь отстраниться от царапающего горло лезвия. – Попались. Тэйхэкай эдэтэа.

– Держи руки на виду, ладонями ко мне, – скомандовал Аратан-Лумаль, кивнув подручным и доставая меч. Двое громил, один с булавой, другой с верёвкой в руках двинулись к Энеклу.

– Вытяни руки вперёд, – приказал один из них. Второй замер пообок, его булава угрожающе покачивалась в руке.

– Что ж, видно ничего не поделаешь, – вздохнул Энекл, опуская руки. – Тэйийм!

Традиция отдавать команды на древнем локсионе сохранялась в эйнемских армиях с давних времён – так воины из разных полисов могли понимать друг друга во время совместных действий. Всякий эйнем, прошедший военную службу, знал команды «тэйхэкай эдэтэа» и «тэйийм» – «готов к бою» и «в атаку»...

Они стояли, удобнее не придумаешь, видно, привыкли вязать беспомощных и безоружных, а что у Энекла имелось при себе оружие, им и подавно было невдомёк. С воплем схватившись за выбитый глаз, тот, что с верёвкой, свалился навзничь, а медная бляшка энеклова ремня на обратном движении чиркнула по кадыку второго. Выпущенная из ослабевших пальцев, булава упала на пол с жутким грохотом, и в тот же миг раздался истошный вопль привратника. Горбун не ожидал сопротивления от худосочного напуганного дохляка, и эта ошибка стоила ему дорого. Выбранный Феспеем захват дробил кости предплечья, точно мельничные жернова, не требуя притом особого усилия.

Над плечом Энекла просвистело. Ещё один меднокованый дротик пролетел совсем мимо, послышался чавкающий звук, и протяжный вопль горбуна оборвался – хвала Эйленосу, Феспей догадался прикрыться противником. Не давая врагам прицелиться, Энекл подхватил с пола булаву и бросился в бой.

Главарь и громила с дубиной накинулись на Энекла разом, но булава, грозно вращаясь, просвистела в воздухе, и Аратан-Лумаль рухнул на пол, хрипя и судорожно хватаясь за пробитую грудь, густая тёмная кровь потоком хлынула изо рта, превратив щегольскую бороду в красную слипшуюся сосульку. Его подручный оказался не слишком смекалист: вместо того, чтобы держать безоружного врага на расстоянии, давая стрелкам сделать своё дело, он кинулся в ближний бой. Удар булавы просвистел в полупяди от носа Энекла, но тот был готов. Его могучие руки сомкнулись на руке громилы, рывок, и круглое желеное навершие с чавкающим звуком вошло в переносицу владельца.