Эйнемида IV. Солнце нового мира.

‒ Сегодня лишняя торжественность не повредит, ‒ Темен мягко укрыл плечи девушки шкурой волкомедведя и ободряюще сжал их. ‒ Великий день, Кинана. Скоро ты наденешь Каменный венец, и Герия наконец получит правителя, её достойного.

‒ Ге-е-ермий! Талая, госпожа моя! Мне страшно! Гермий!

‒ Достойного ли? Ну-ну, ‒ криво усмехнувшись, Кинана взяла со стола увенчанный чёрным гребнем шлем. ‒ Идём.

Шумно выдохнув, она направилась к выходу из отцовской спальни, которую всё никак не могла привыкнуть называть своей. Темен и Аркипп последовали за ней.

‒ Ге-е-рмий! Тала-а-ая! Ге-ермий! Помогите!

У ведущего на женскую половину коридора Кинана резко остановилась и решительно свернула.

‒ Кинана, у нас мало времени, все ждут… ‒ встревоженно сказал Темен.

Не отвечая, царица едва ли не бегом ринулась по коридору. Переглянувшись, Темен с Аркиппом устремились следом.

В комнате пахло кровью, благовониями и чем-то ещё, неуловимо противным и липким. Шестеро повитух из храма Осмэ и необычайно мрачный жрец в чёрно-белой аболле окружили широкое ложе, на котором, надсадно исторгая из себя звуки, кричала мокрая от испарины женщина с искажённым от боли лицом.

‒ Госпожа… ‒ врач и повитухи почтительно склонились. Царица резко отмахнулась.

‒ Как она? ‒ тихо спросила Кинана жреца.

‒ Плохо, госпожа. В таком возрасте рожать всегда опасно, а тут ещё и потрясения, страх. Боюсь, моё искусство может здесь немногое.

‒ Неужели ничего нельзя сделать?

‒ Мы, должно быть, спасём ребёнка, в остальном же… ‒ врач красноречиво развёл руками. ‒ Будем молить бессмертных о милости.

‒ Ге-е-ермий! Где ты?! Мне страшно! Ге-е-ермий! Талая! Гермий!

‒ Хорошо бы, если бы кто-то из тех, кого она зовёт, был здесь, ‒ пробормотал жрец себе под нос, не заботясь о том, что в присутствии Кинаны это звучало весьма двусмысленно.

Царица медленно приблизилась к ложу, со странным чувством глядя на свою бывшую воспитательницу. В комнате стоял тяжёлый густой запах свежей крови.

‒ Диена, это я. Я здесь, ‒ царица осторожно сгребла пальцы женщины рукой, и крик прекратился. Тяжело дыша, Диена перевела полуосмысленный взгляд на девушку.

‒ К-кинана, ‒ прошептала она. ‒ Д-девочка. Ты пришла.

‒ Это я, ‒ нечеловеческим усилием, Кинана выдавила из себя улыбку. ‒ Я с тобой. Всё будет хорошо.

‒ Где мой муж? Где Гермий? Он убит? ‒ голос Диены был едва слышен, но её глаза, испытующе глядя на Кинану, полыхнули огнём. ‒ Скажи мне правду, умоляю.

‒ Мне не сообщали об его смерти, ‒ честно ответила Кинана, не отводя взгляд.

‒ А Талая, где моя госпожа?

‒ Она не может прийти, ‒ царице вновь удалось не отвернуться.

‒ Д-да, наверное, важные дела… Такой день… ‒ Диена шумно выдохнула. ‒ Спасибо тебе девочка, спасибо, что приш… А-а-а-а!

Её тело изогнулось, руки судорожно сжали полотняную простынь, хриплый крик рвал уши.

‒ Скажи ей, пусть дышит, ровно, ‒ шепнул на ухо врач.

‒ Дыши, дыши ровно, ‒ Кинана сжала руку женщины и дышала вместе с ней до тех пор, пока крики не прекратились, так неожиданно, что от наступившей тишины вдруг заложило в ушах. Несколько ударов сердца спустя, раздался высокий, мяукающий крик.

‒ Это мальчик, ‒ сказал жрец, внимательно осматривая нечто розовое, кричащее, такое маленькое в его сильных руках. ‒ Он вполне здоров. Давайте полотно.

‒ Хвала Даяре! ‒ воскликнула Кинана. Повинуясь чувствам более древним, чем разум, девушка протянула руки и приняла из рук жреца кричащий свёрток. Улыбнувшись сморщенному розовому личику, она положила ребёнка подле тяжело дышащей женщины и тот немедля прекратил плакать. ‒ Диена посмотри, это твой сын.

‒ Сын, мой сын, ‒ Диена жадно смотрела на младенца, её искажённое мукой лицо словно наполнилось любовью и светом, обмётанные губы изогнулись в слабой улыбке. Кинана подумала, что никогда не видела бывшую воспитательницу такой красивой. ‒ Мой сын… Я не увижу… как он вырастет… да?

Кинана взглянула на жреца, тот лишь коротко качнул головой. Ноги Диены, простыни, ложе, пол ‒ всё было залито яркой алой кровью.

‒ Всё будет хорошо, Диена, здесь врач. Всё будет хорошо.

‒ Нет, ‒ губы Диены скривились в подобии улыбки. ‒ Нет, я… знаю. Прошу тебя, позаботься… ‒ она шумно втянула воздух. ‒ О моём сыне, о маленьком… Позаботься, прошу…

‒ Обещаю тебе, ‒ голос Кинаны дрогнул. ‒ Я сделаю всё, обещаю.

‒ Спасибо тебе… Кинана… Ты хорошая девочка… Прости меня за всё… Спасибо…

‒ Это ты меня прости. Я виновата перед тобой, ты даже не представляешь, насколько.

‒ Нет… ничего… Не винова… Сын мой… Сын… Гермий… Госпожа… Сын мой… Прощайте.

В последний раз вздохнув, она откинулась на подушки. Широко распахнутые глаза даже в смерти ласково смотрели на деловито чмокающее губами розовое личико.

‒ Разрешитель здесь, ‒ без выражения промолвил жрец. ‒ Да отведёт он тебя на суд благосклонный…

‒ …и да будет Всеприемлющий к тебе снисходителен, ‒ закончила Кинана и, осторожно поднявшись, передала жрецу сразу заплакавшее дитя. ‒ Наверное, его нужно накормить.

‒ Мы обо всём позаботимся, госпожа. И о матери тоже.

‒ Хорошо. Я приду потом, проверю.