Эйнштейн и Ландау шутят. Еврейские остроты и анекдоты

В силу ряда причин я не могу сейчас ответить вам словами, какие употребляете вы. Но я искренне надеюсь, что когда вы вернетесь домой, ваша мать выскочит из подворотни и как следует вас искусает.

Раневская со всеми своими домашними и огромным багажом приезжает на вокзал.

– Жалко, что мы не захватили пианино, – говорит Фаина Георгиевна.

– Неостроумно, – замечает кто-то из сопровождавших.

– Действительно неостроумно, – вздыхает Раневская. – Дело в том, что на пианино я оставила все билеты.

Молодой человек пришел к Раневской с любимой девушкой и представляет ее:

– Фаина Георгиевна, это Катя. Она умеет отлично готовить, любит печь пироги, аккуратно прибирает квартиру.

– Прекрасно, мой мальчик! Тридцать рублей в месяц, и пусть приходит по вторникам и пятницам.

– 85 лет при диабете – не сахар, – сокрушалась Раневская.

Орфографические ошибки в письме – как клоп на белой блузке.

Я себя чувствую, но плохо.

– Дорогая, сегодня спала с незапертой дверью.

– А если бы кто-то вошел? – Всполошилась дама пенсионного возраста, приятельница Раневской.

– Ну сколько же можно обольщаться.

– Когда я умру, похороните меня и на памятнике напишите: «Умерла от отвращения».

– Берите пример с меня, – сказала как-то Раневской одна солистка Большого театра. – Я недавно застраховала свой голос на очень крупную сумму.

– Ну, и что же вы купили на эти деньги?

Я уже давно ничего не читаю. Я перечитываю и все Пушкина, Пушкина, Пушкина. Мне даже приснилось, что он входит и говорит: «Как ты мне, старая дура, надоела!»

Жизнь проходит и не кланяется, как сердитая соседка.

Пусть это будет маленькая сплетня, которая должна исчезнуть между нами.

– Почему женщины так много времени и средств уделяют внешнему виду, а не развитию интеллекта?

Раневская:

– Потому что слепых мужчин гораздо меньше, чем глупых.

Когда в Москву привезли «Сикстинскую мадонну», все ходили на нее смотреть. Фаина Георгиевна услышала разговор двух чиновников из Министерства культуры. Один утверждал, что картина не произвела на него впечатления. Раневская заметила:

– Эта дама в течение стольких веков на таких людей производила впечатление, что теперь она сама вправе выбирать, на кого ей производить впечатление, а на кого нет!

Артист «Моссовета» Николай Афонин жил рядом с Раневской. У него был «горбатый» «Запорожец», и иногда Афонин подвозил Фаину Георгиевну из театра домой. Как-то в его «Запорожец» втиснулись сзади три человека, а впереди, рядом с Афониным, села Раневская. Подъезжая к своему дому, она спросила:

– К-Колечка, сколько стоит ваш автомобиль?

Афонин сказал:

– Две тысячи рублей, Фаина Георгиевна.

– Какое блядство со стороны правительства, – мрачно заключила Раневская, выбираясь из горбатого аппарата.

– Что это у вас, Фаина Георгиевна, глаза воспалены?

– Вчера отправилась на премьеру, а передо мной уселась необычно крупная женщина. Пришлось весь спектакль смотреть через дырочку от сережки в ее ухе…

Жить надо так, чтобы тебя помнили и сволочи.

Раневская ходит очень грустная, чем-то расстроена.

– У меня украли жемчужное ожерелье!

– Как оно выглядело?

– Как настоящее.

У Раневской спросили:

– Как вы себя чувствуете, Фаина Георгиевна?

– Болит печень, сердце, ноги, голова. Хорошо, что я не мужчина, а то бы и предстательная железа заболела.

Раневской делают операцию под наркозом. Врач просит ее считать до десяти. От волнения она начинает считать невпопад:

– Один, два, пять, семь…

– Будьте повнимательнее, пожалуйста, – просит врач.

– Поймите, как мне трудно, – начинает оправдываться актриса. – Моего суфлера ведь нет рядом.

Ставшая знаменитой фраза из фильма «Золушка»: «Маловато королевство, разгуляться мне негде!»

Еще мне незаслуженно приписывают заимствования из таких авторов, как Марк Твен, Бернард Шоу, Тристан Бернар, Константин Мелихан и даже Эзоп и Аристотель. Мне это, конечно, лестно, и я их поэтому тоже благодарю, особенно Аристотеля и Эзопа.

Мои любимые мужчины – Христос, Чаплин, Герцен, доктор Швейнер, найдутся еще… лень вспоминать.

У меня есть два Бога: Пушкин, Толстой. А главный?! О нем боюсь думать.

Одиночество как состояние не поддается лечению.

Талант – это неуверенность в себе и мучительное недовольство собой и своими недостатками, чего я никогда не встречала у посредственности.

– А вы куда хотели бы попасть, Фаина Георгиевна, – в рай или ад? – спросили у Раневской.

– Конечно, рай предпочтительнее из-за климата, но веселее мне было бы в аду – из-за компании.

А может быть поехать в Прибалтику?! А если я там умру?! Что я буду делать?

Женщины – это не слабый пол. Слабый пол – это гнилые доски.

У меня хватило ума прожить жизнь глупо.

Старость – это когда беспокоят не плохие сны, а плохая действительность.

Я вообще заметила, что талант всегда тянется к таланту и только посредственность остается равнодушной, а иногда даже враждебной к таланту.

– Вас не смущает, что я курю? – спросила актриса, когда администратор театра увидел ее в гримерке абсолютно голой.

Обедать одной – это то же самое, что делать минет женщине, никакого удовольствия.

В театре.

– Извините, Фаина Георгиевна, но вы сели на мой веер!