Читаем Её (мой) ребенок полностью

Её (мой) ребенок

И Медведю и Маше я доверяю, конечно. Но понимаю, что мне страшно, капец просто! А вдруг не углядят за моей катастрофой?

— Медведев, глаз, короче, не спускать ни на минуту. Дэнжер на ровном месте! Одиннадцать по десятибальной! В кружке может захлебнуться!

— Понял. А ты чего хромаешь?

— В спасательной операции пострадал, — стреляю глазами в Аленку. — Шуруп словил… Тороплюсь, Мих!

— Лети…

Пожимаем руки.

— Медведь, ну ты понял, да?

— Давай, батя, не волнуйся. У меня ж Маша! Опыт…

— Ну да…

— Древняя китайская мудрость гласит — Ни Сы.

— А?

— Что означает — будь безмятежен, словно цветок у подножия храма! Не ссы, говорю, справимся.

— Ладно! — усмехаюсь я. — На тебя вся надежда.

— Лёва, у тебя здесь банка с клейстером перевернулась на ковер, — кричит мне Маша.

Зажмуриваюсь.

— Машенька, да забей!

<p>Глава 18</p>

Пока еду, придумываю с десяток доводов и отмазок. Все глупые, ни одной рабочей.

На самом деле, зная Кошкину, сработает только в лоб — «люблю, не могу, сдаюсь, пожалуйста!» Но… не сработает! Слишком мы друг от друга сейчас далеко. Еще и Лившиц этот между нами. Да и не могу я в лоб. Не хватает мне мощностей на колени перед ней упасть. Потому что нагрешил я на рубль, а наказала она меня на сотню. За слова, за эмоции… На деле же я перед ней не косячил. А она передо мной — да! И меня бомбит! Но этот разбор полётов нам нужно отложить на потом. Когда Кошка сдастся.

Кстати, вот и он, Лившиц. Заходит передо мной в палату Кошкиной.

Останавливаюсь перед приоткрытой дверью.

— Добрый вечер, Яночка.

— Добрый вечер, Юра… — слышу ее голос с мучительной ноткой.

— Я всё-таки настаиваю на том, чтобы ты с дочерью поехала ко мне в гостиницу.

— А я не уверена, что вы поладите. Поэтому, мы всё-таки домой.

— Марьяна… Это всего лишь ребенок. Не усложняй.

— Что ты имеешь в виду?

— Ребенок принимает правила взрослых. Как настроишь, так и будет. Зачем ты оттягиваешь?

— Юр… Я благодарна тебе за помощь и поддержку. Но…

— Но?

— Ты торопишь меня. Одно дело — встречаться, совсем другое — брак!

— Ты же сама отказываешься жить вместе без брака.

— Да. Мне это неинтересно, — голос Кошкиной становится прохладнее. — Мой ребенок не будет жить…

— Я понял! — перебивает он. — Не вопрос. Я готов. Мы взрослые люди. Мы свободны. Чего мы ждём? — нервно. — С моим графиком работы я просто физически не могу как мальчишка бегать на свидания. Понимаешь?

— Понимаю. Но…

— Извини, важный звонок.

Он говорит по телефону, я перевариваю их разговор.

Ну, погорячился ты, мужик. Тебе еще до звания мужа Кошкиной — широкая монгольская степь!

— Когда этот твой… — пренебрежительно. — Бывший муж привезет дочь?

— Скоро.

— Набери меня сразу. Мне нужно отойти по работе пообщаться.

Разговаривая по телефону выходит из палаты, не замечая меня.

Захожу.

— Привет… — отыскивая в себе все моральные силы, чтобы не скатываться в обиды и с лёгкой горечью добавляю, — царица моя.

Улыбка тоже выходит болезненной.

Прихрамывая подхожу ближе. Отодвигаю кресло-каталку, стоящую рядом с кроватью. На ней шубка, рядом ботинки на шпильке. Ну да… Тебе сейчас только шпильку и носить.

Марьяна с тревогой осматривает меня.

— Что с ногой?

Отмахиваюсь.

— Решил составить тебе компанию. Будем хромать вместе.

— Где Алёнка?

Вздохнув развожу руками.

— Дома. У нас авария небольшая. Она замочила все вещи…

— Айдаров! — сердито сводит брови.

— Она под присмотром. Что мне было делать? Не мокрой же вести?

Присаживаюсь на стул, рядом с ней.

— Нужно взять дома сухие вещи и… Господи… — закрывает лицо руками. — Чертов город… ненавижу.

— Ян… — прошивает меня насквозь накатившими чувствами. Больно…