Её сладкая порочная улыбка (ЛП)

Внезапно его разум охватил гнев, и Драко с силой толкнул девушку в книжный шкаф, прежде чем смог остановить себя. Она почти закричала, но он вовремя закрыл ей рот рукой.

Левитирующие книги снова упали.

Он ненавидел ее. Ее уверенность в том, что она может с легкостью помочь ему со всем этим беспорядком, как будто все было так чертовски просто.

Все думали, что это просто. Они продолжали твердить, что он должен просто быть горд собой и счастлив, что он должен быть благодарен, что Темный Лорд выбрал его среди остальных. Голоса и смешанные крики, которые он слышал в голове, сводили его с ума.

Он не хотел этого. Он не хотел быть гребаным наследником. И да, он испугался. К черту гордость. Он был так чертовски напуган.

Но он не должен позволить им это понять.

— Мне не нужна твоя помощь! — выкрикнул он, заставляя ее отпрыгнуть в испуге.

Он был так близок к тому, чтобы сорваться на ней или вовсе удушить ее до смерти. Гермиона, должно быть, чувствовала это по тому, как сильно его тело прижимало ее к шкафу, предотвращая любые попытки побега, или как его голос казался более угрожающим, более убийственным, чем когда-либо, или то, как он жестоко сжимал ее маленькие запястья в своих руках.

Она выглядела немного напуганной, он даже почувствовал ее дрожь, но решимость в ее глазах была гораздо очевиднее.

Было что-то в том, как она смотрела на него, как будто она каким-то образом знала, что он на самом деле не причинит ей вреда.

— Но я тоже, — ее голос был мягким и успокаивающим, и он почувствовал, как растворяется в этом звуке.

— Что? — слабо прошептал он.

— Верю в тебя.

— Прекрати смотреть на меня так! — он почти забыл, где он, и практически кричал ей в лицо.

Он чувствовал растущую потребность причинить ей боль, вырвать ее глаза и убедиться, что она больше не посмотрит на него так. Она закрыла глаза, когда он поднял кулак. Он хотел ударить ее, он действительно этого хотел.

Ну же, Драко. Ударь ее.

Она была всего лишь грязнокровкой. Она заслужила страдания. Она заслужила всю боль. Подобно той, что испытывали все те грязнокровки, которые теперь уничтожены, заслужившие такой болезненной смерти.

Не будь трусом, Драко. Ударь ее…

На мгновение он представил себе, что именно Грейнджер была подвергнута пыткам и безщадно искалеченная лежала перед ним, что именно Грейнджер смотрит на него вместо тех безымянных лиц.

Затем он подумал, кричала бы она?

И если бы она это делала, хотел бы он это услышать?

Занесенный кулак задрожал. Драко чувствовал, как его сердце колотится в груди. У него были все шансы ударить ее, разбить ей лицо и уничтожить ее решимость, показать ей, что она ничто… ничто, кроме грязи. Точно так же, как Темный Лорд показывал им. Его разум кричал, чтобы он сделал это.

У него были все шансы.

— Ты все еще где-то там! Я знаю, что ты там!

Правда обрушилась на него подобно потоку ледяной воды, пропитывая все его существо, потрясая его до глубины души.

Он не мог ударить ее.

Он не мог.

Он был недостаточно силен. Недостаточно.

Его отцу было бы стыдно за него, Темный Лорд рассмеялся бы над его слабостью.

От ощущения безысходности Драко запрокинул голову вверх и испустил истеричный смешок.

Почему же он чувствовал такое облегчение? Почему он чувствовал, как тяжелая ноша упала с его плеч?

— Все в порядке, — услышал он ее странный успокаивающий голос. Она без колебаний обняла его, шокировав, как будто они были близки, как будто они были друзьями… и Драко вдруг почувствовал, что он получил то успокоение, которого долго жаждал: —Ты в порядке.

Ее слова заставили его поверить ей. Ей удалось успокоить его своими объятиями. Это было странно, внезапно найти унцию утешения у самого маловероятного человека. Она была такой теплой.

Он не хотел терять это тепло.

— Скажи это снова.

— Драко? — Он снова посмотрел на Гермиону, коснулся ее щеки, чтобы убедиться, что она настоящая. Она его источник тепла.

После все было размыто. Он вспомнил, как закинул ее на плечо, словно она была мешком с картошкой, его рука обернулась вокруг ее бедер, чтобы она оставалась неподвижной. Драко вспомнил, как игнорировал ее, когда она стучала ему в спину, пинала коленями в грудь, и как она продолжала бороться и кричать, словно безумная, готовая откусить голову. Он вспомнил убийственные взгляды своих «поклонниц», когда он покинул библиотеку с гриффиндоркой на плече. Он вспомнил, как бросил ее на кровать Больничного крыла и сам исцелил ее лодыжку, когда нигде не смог найти мадам Помфри.

— Я… Спасибо, — тихо сказала она, и на ее щеках пробежал маленький румянец.

— Приятно знать, что у кого-то вроде тебя есть манеры, — сказал он саркастично и направился к двери, бормоча что-то, что звучит как: — Если я снова поймаю такую уязвимую грязнокровку, я точно что-нибудь сделаю.

И он помнил ее улыбку, насколько ужасно сладкой она была.

— Что с тобой случилось? — голос Гермионы снова дрогнул. Ее лицо было грустным и несчастным. — Ты ведь не всегда был таким пустым, таким холодным.

— Я всегда был таким, не говори мне, что я другой.