Её вина

Они шустро отбирают у меня ненавистные палки и в прямом смысле слова на себе затаскивают наверх. Благо мой позор длится недолго. Спасибо, что нам нужен второй этаж, а не пятый.

– Ну вот, всё, – открывают двери и заводят меня в квартиру.

Помогают добраться до постели, на которую я обессиленно сажусь.

Вздыхаю с облегчением. Откидываюсь на подушки и слушаю болтовню, доносящуюся из коридора.

– Алёшенька, а что с тобой? – восклицает мать.

Приложил кулаком здоровой руки я его неслабо, несмотря на своё ущербное физическое состояние. Впрочем, сам виноват.

– Да всё нормально, Галина Юрьевна, – убеждает её Бондарев.

– Руки все помойте, – громогласно командует Оля.

– Куда костыли? – басит Олег.

– Сюда поставь, – отвечает ему Лёша.

– Я сейчас супчик Максиму разогрею, – начинает по привычке суетиться мать.

– Кормите, а я пойду схожу в аптеку, куплю все необходимые лекарства, – проявляет заботу Оля. – Ребят, идите к нему. Приободрите немного…

Какофория звуков раздражает всё больше.

– А я, кстати, умею ставить уколы, если надобно… Своей Туське (собаке, чтоб вы понимали) делала не раз! – горделиво заявляет Антонина Петровна, которая, оказывается, тоже тут.

Прекрааасно…

Устало закрываю глаза. Как никогда жалея, что не могу встать и закрыть дверь.

Потому что сейчас я точно предпочёл бы остаться в одиночестве…

Глава 19 Максим

Все мои дни становятся похожи один на другой. Таблетки горстями, бесконечные уколы, от которых уже болит пятая точка, правильное дробное питание, сон и жалкие попытки двигаться. Все рекомендации врача я выполняю неукоснительно, потому что хочется как можно быстрее покончить с тем отвратительным состоянием, в котором я нахожусь. И сперва мне кажется, что прогресс налицо. Я всё больше бодрствую, рёбра и пострадавшее лёгкое уже беспокоят не так сильно, голова после сотрясения тоже приходит в норму.

Однако моя радость длится недолго. К концу недели я начинаю замечать странную регрессию. Прооперированная нога беспрестанно болит, она опухла и стала выглядеть неважно. Края раны подразошлись, образовался нехилый отёк. Хуже того, днём позднее у меня поднимается температура. Тут и врачом быть не нужно, чтобы понимать – что-то идёт не так. Когда очередная ночь проходит без сна, я в этом лишь убеждаюсь.

На дом Патрушев не выезжает, поэтому снова приходится тащиться в больницу. Только на этот раз мы с Олей едем туда на машине её отца. И пугает меня то, что эта поездка даётся мне тяжелее, чем предыдущая. Нехороший знак.

Битый час ожидаем в холле. Тошнотворный запах хлорки бьёт в ноздри. Справа от нас громко визжат дети, а мимо постоянно туда-сюда бегают люди в белых халатах. Всё это до невозможного раздражает, хотя подозреваю, дело в том, что меня измучила адова боль в ноге. В прямом смысле слова хочется лезть на стенку.

Нас принимают ближе к двенадцати. К тому моменту Оля успевает дважды закатить скандал и поругаться с половиной медперсонала. Нервничает, что из-за меня опоздает на работу (отпроситься получилось только до обеда), но мы оба прекрасно понимаем, что её концерты ничего не решат. Здесь каждый божий день кто-то чем-то не доволен, и врачи на это уже просто не обращают внимания.

Беседа с Патрушевым, осмотр, МРТ. Всё это занимает ещё час. Пока жду расшифровку, думаю о том, что ситуация у меня явно не очень. По взгляду лечащего врача понял. Тот ещё и вздохнул как-то особенно безрадостно и тягостно. В общем, ничего хорошего не жди. Собственно, так и выходит по итогу.

Домой я возвращаюсь уже с матерью. Она сменила Олю ещё там в больнице. Опять в глазах стоят слёзы, хоть она и пытается изо всех сил их скрыть. Расстроилась. Впрочем, как и я. Прогноз-то неутешительный. Целый букет осложнений, самое неприятное из которых – развитие ранней острой инфекции. Причин её образования может быть несколько. Она могла развиться как на фоне имеющегося травматического повреждения мягких тканей, так и вследствие реакции на внутрикостный имплант.

Патрушев сыпал терминами и долго вглядывался в снимки, а потом моя и без того несчастная нога подверглась очередной хирургической обработке. Штифты и винты оставили пока внутри, вроде как на ранних сроках развития инфекций их удаление не показано. Однако Иван Петрович предупредил: такого исхода событий он не исключает.

Очередной операции не хватало, честное слово… Только я настроился на восстановление, как на тебе!

– Давай, Максим, надо поесть, – отвлекает меня от беспокойных мыслей голос матери.

Ставит поднос на столик и двигает его до кровати.

– Зачем ты сюда принесла? Я бы до кухни не дошёл, что ли? – поднимаюсь с подушки.

– Уже итак сегодня переутомился. Не надо, – качает головой.

Равнодушно смотрю на борщ и рагу. Сейчас кусок в горло не лезет, но не хочется обижать мать.