Её звали Лёля

На следующий день, собрав пожитки (чистое исподнее, шерстяные носки, отрез ткани на портянки, бритвенно-мыльные принадлежности и прочее), Алексей, попрощавшись с семьей, рано утром ушел из дома. Единственной, кто вышел его провожать на улицу, была Маня. Она стояла и смотрела ему вслед, пока широкая спина мужа не пропала за углом дома на перекрестке улиц.

Жизнь после этого вроде бы вернулась в прежнее русло. И только стул главы семейства оставался, как и прежде, никем не занятым. Однажды на него Вовка забрался, чтобы на столе поиграть. Валя на него так злобно шикнула, что мальчишку словно ветром сдуло, и Лёле пришлось потом полчаса утирать его слезы – испугался.

Она была единственный человек в доме, который радовался, что глава семьи бьет врага. Девушка искренне верила: отец человек взрослый, опытный. В армии служил. Значит, голову под пули подставлять не станет. Он же понимает, как надо воевать, чтобы вернуться домой целым и невредимым. Лёля искренне верила в это, а ещё у неё была другая причина для радости: Тёма наконец-то сделал ей предложение.

Правда, не как Константин Гранин. С букетом белых роз к ним домой не приходил, хотя собирался сотворить нечто подобное. Лёля запретила. Сказала: «Не время сейчас. Вот отец вернется, тогда и сватайся, сколько душе угодно». Тёма согласился, но предложение все-таки сделал. Во время прогулки. Остановились они у раскидистого тополя, что на берегу Волги, и он достал из кармана маленькое золотое колечко, протянул его девушке и сказал:

– Лёля, будь моей женой.

Без лишних слов, без страстных романтичных признаний, – она всё равно не оценила бы. А эти простые слова глубоко проникли в её девичью душу, и Лёля, вся пунцовая от волнения, сказала «Да». Но свадьбу всё равно пришлось отложить на неопределенное время. Ребятам предстояло ещё учиться, а потом, как показали события прошлого года, их обязательно отправят на фронт – лечить раненых. Какая уж тут семья? Какие дети? Потому всё, что им оставалось, – это мечтать о том, как станут они жить после войны.

Тёма говорил, что не хочет жить в квартире. Он мечтал иметь собственный, пусть небольшой и деревянный, домик с участком земли. Чтобы цветы сажать, клубнику, может, яблоньку с вишней.

– Тёмочка, откуда в тебе столько мелкобуржуазного мещанства! – Уколола его Лёля, услышав эту мечту.

– Сам не знаю, – улыбнулся он в ответ. – Так просто, хочется. Знаешь, чтобы выйти утром в огород, полить там чего-нибудь, и чтобы в августе яблоки к ногам с веток падали. Большие такие, сочные. Поднимать их с земли, тереть об рубашку и хрумкать, и чтобы обязательно сок по подбородку.

– Как ты душевно это рассказываешь, Тёмочка, – мечтательно сказала Лёля. – Так дом тебе нужен не затем, надеюсь, чтобы потом яблоками на Больших Исадах торговать?

– Да что ты! – Усмехнулся Тёма. – Какой из меня торговец! Да и жена мне запретит.

– Запрещу. Точно. Не хватало ещё в нашей семье мелкособственнические идеи пропагандировать. Фу, – сказала Лёля. Вроде бы в шутку, но парень точно знал: она если так говорит, то искренне верит, а потому – не переубедить. Но именно такой, уверенной и сильной духом, последовательной в своей вере в идеалы, которые провозглашались с высоких трибун, искренней и честной, Лёля ему и нравилась. Да что там! Он её сильно любил, мечтая не только о домике с садом. А о том, как они станут жить вместе. Жаль, что прямо теперь это было невозможно: война стремительно катилась на Восток, и вот уже над Астраханью стали периодически завывать сирены, оповещающие о воздушной тревоге.

Глава 34

Однажды Лёля, возвращаясь домой с занятий, услышала истошный вопль племянника. Володька носился кругами по двору, быстро перебирая своими крошечными ножками и, хватаясь за голову, визжал:

– Бомбят! Бомбят!

Девушка подбежала к нему, бросив сумочку на землю, подхватила на руки, крепко прижала к себе, даже через одежду чувствуя, как часто-часто бьется сердечко в маленьком теле. Малыш заполошно дышал, пытался вырваться, словно попавший в сети перепуганный зверек. Но постепенно, поняв, что это его родная тётя, и он находится в полной безопасности, успокоился.

– Ты чего кричал, Володя? – ласково спросила Лёля. – Кто бомбит? Нет же никого. Посмотри, небо чистое. Ни одного самолета.

– Там! – мальчик ткнул пальцем в облака. – Бу-бух! Там!

Девушка прислушалась. Действительно, откуда-то издалека доносились глухие тяжелые звуки. Словно кто-то бил по земле огромным тяжёлым молотом.

– Это гром, Володя, – улыбнулась Лёля. – Всего лишь гром. Знаешь, что это такое?

Племянник отрицательно помотал коротко стриженной головой. Его специально превратили в маленького ёжика, чтобы после купания не простудился – февраль 1942 года выдался очень холодным. 3 числа температура упала ниже 23 градусов по Цельсию, и теперь, неделю спустя, была не лучше. Но Володьку разве дома удержишь? Ему надоело сидеть в четырех стенах, вот и вырвался.

– Гром – это когда на небе тучки сталкиваются. Видел, какие большие и тяжелые? Вот одна к другой подлетает, её там сильным-сильным ветром гонит, и получается «бу-бух!»