Читаем Эйзенхауэр. Солдат и Президент полностью

Положение со снабжением, которое вскоре стало критическим, поставило вопрос о приоритетах наступления на Германию. Существуют два естественных пути вторжения — к северу от Арденн, через Бельгию и Голландию в северную Германию, и к югу от Арденн, прямо на восток, от Парижа мимо Вердена и Меца, чтобы форсировать Рейн в районе Майнца.

19 августа Эйзенхауэр сообщил Монтгомери и Брэдли, что, как только ВШСЭС оборудует во Франции передовой командный пункт с надлежащими линиями связи, он лично возглавит наземные операции. Он также набросал план кампании, в которой 21-я группа армий будет наступать в северо-восточном направлении, к Антверпену и Руру, а 12-я группа армий — от Парижа на восток, к Мецу.

Теперь настала очередь Монтгомери гневаться. 22 августа он послал своего начальника штаба Фредди де Гиньяда к Эйзенхауэру, чтобы выразить протест против обоих решений. Монтгомери считал, что самый быстрый способ закончить войну — это оставить Пэттона в Париже, отдать контроль над 1-й американской армией и все снабжение 21-й группе армий, которую направить на Антверпен и далее к Руру.

Эти войска должны действовать как единая сила под общим руководством, "эта работа для одного человека". Монтгомери предупредил, что "изменение системы командования сейчас, когда мы одержали великую победу, лишь затянет войну". Де Гиньяд обосновывал этот тезис в двухчасовой беседе с Эйзенхауэром, но мнения Эйзенхауэра не изменил. Тогда Монтгомери, чтобы обсудить предстоящие операции, пригласил Эйзенхауэра 23 августа в Конде, одну из своих штаб-квартир*73.

Эйзенхауэр выехал в Конде. С ним был Смит, но, когда они прибыли, Монтгомери грубо объявил, что хотел видеть одного только Эйзенхауэра и что Смиту придется подождать снаружи. Эйзенхауэр покорно принял по существу оскорбительное требование Монтгомери и оставил Смита за бортом, хотя де Гиньяд во встрече участвовал.

Внутри своего вагончика Монтгомери постарался вести себя тактично, но его представления о тактичности сводились к высокомерному чтению лекции по элементарной стратегии, которую даже слушатель Сэндхерста или Уэст-Пойнта счел бы оскорбительной. Стоя у карты, с широко расставленными ногами и сложенными за спиной руками, задрав голову и сверкая глазами, Монтгомери обрисовал положение, сказал, что необходимо разработать твердый план, очертил проблемы снабжения, объяснил Эйзенхауэру, каковы должны быть планы (бросок к Руру силами 21-й группы армий с 1-й армией в качестве поддержки), заявил, что если следовать плану Эйзенхауэра, то результат будет плачевный, что ему (Эйзенхауэру) "не следует опускаться до сухопутных боев и становиться сухопутным главнокомандующим". Он сказал, что верховный командующий "должен следить сверху за всем происходящим, чтобы иметь отвлеченный взгляд на многосложную проблему", и что сухопутными сражениями должен руководить другой человек. Эйзенхауэр ответил, что решения своего не изменит и примет на себя командование 1 сентября.

Не сумев изменить решения Эйзенхауэра в вопросе о командовании, Монтгомери перешел к другой, более важной для него проблеме — характере вторжения в Германию. Он хотел, чтобы Пэттон оставался на своем нынешнем месте; он хотел, чтобы воздушно-десантная и 1-я армии были переподчинены ему; он хотел, чтобы ему были отданы все наличные ресурсы; он хотел указаний наступать через Па-де-Кале на Антверпен и Брюссель, а затем и в Рур.

После часового спора Эйзенхауэр сделал несколько уступок, из которых главная заключалась в том, чтобы отдать Монтгомери контроль над воздушно-десантной армией и дать ему право "осуществлять необходимую операционную координацию" между правым флангом 21-й группы армий и левым — Брэдли (т. е. 1-й армией). Кроме того, 21-я группа армий получала "приоритет" в снабжении. И тем не менее Эйзенхауэр, к неудовольствию Монтгомери, настоял на "наращивании... необходимых сил для наступления на восток от Парижа к Мецу". После встречи Монтгомери докладывал Бруку, что "день этот был исключительно утомительный", но в целом результатами он был удовлетворен, поскольку считал, что выиграл в главном — в "операционном контроле" над воздушно-десантной и 1-й армиями и в приоритетности снабжения*74.

Попытка Эйзенхауэра задобрить Монтгомери взбесила Брэдли и Пэттона. Два американских генерала встретились; Пэттон записал в своем дневнике, что, по мнению Брэдли, "Айк не может противостоять Монти... Я никогда еще не видел Брэдли таким бешеным, он вслух спрашивал, «во что превратился наш верховный командующий»". Пэттон чувствовал, что наступление в более южном направлении дает возможность лучше использовать танки, чем богатые водой северные территории, но с презрением отмечал, что Монтгомери "умеет заставить Айка думать по-своему". Он предложил Брэдли, чтобы они пригрозили отставкой. "Я чувствую, что при таком раскладе мы победим, Айк не решится освободить нас"*75.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное