Ёкай

– Она китаянка, Стёпа! – произнесла Дарья так, будто это должно было всё объяснить. – Соображаешь, что это значит?

– Да хоть, блин, негритянка! Какая разница? Какая-то девка, сто лет её не видел, столкнулась случайно со старухой, а ты уже завелась. Угомонись…

Дарья не ответила. Она молчала так долго, что Степан успел сперва вскинуть к потолку сжатый кулак, празднуя победу, а потом и взмокнуть, представляя, в какую ярость он привёл свою любовницу. Он как раз утирал ладонью ледяной пот со лба, когда девушка продолжила неожиданно мирно:

– Ну как скажешь. Не задерживайся сегодня особо, ладно? Я уже освободилась.

– Угу…

Дарья прощебетала что-то на прощание и повесила трубку, не дожидаясь ответа. Стёпа наклонился зачерпнуть воды из-под крана, чтобы побрызгать на лицо, и только тут увидел, как дрожат его пальцы.

*

Дарья, уже смывшая с лица косметику и переодевшаяся в старые пижамные штаны и растянутую футболку, бросила телефон на кровать.

– Тупой алкаш, твою мать! – рявкнула она в пространство.

Это помогло успокоиться.

– Ничего, сука, недолго терпеть осталось… Я тебе борзость-то поумерю…

Рывком поднявшись с дивана, она прошла в комнату. Торопливо просмотрела брошюрки, но ни одна не привлекла её внимания. Тогда она влезла на верхнюю полку шкафа и достала с неё маленькую книжецу. Усевшись обратно к столу, принялась бережно перелистывать жёлтые ломкие страницы, скользя взглядом по плохо различимым латинским буквам. Кое-где над словами виднелись написанные карандашом переводы. Несколько строк были исправлены, причём, судя по состоянию чернил и фиолетовым брызгам на бумаге – не один десяток лет назад, ещё перьевой ручкой.

– Так… Хм…

Дарья отыскала таблицу, в которую вперилась долгим задумчивым взглядом. Громоздкие латинские названия и цифры рядом. Сбивали с толку не только слова на мёртвом языке, но и то, что, по непонятному капризу составителей таблицы, веса разных ингредиентов указывались то в граммах, то в унциях, то в дробных частях фунтов. Сбиться было проще простого. Легонько скользя ногтем по бумаге, она принялась в который уже раз пересчитывать состав смеси.

*

Соня некоторое время постояла перед дверью, покусывая губы и то приподнимая руку, то вновь её опуская, но так и не дотрагиваясь до звонка. Время подбиралось к семи часам вечера, в подъезде было темно, и шнырял по углам ледяной сквозняк. Хотелось войти в тепло отцовского дома, оставить за дверью стылую осеннюю влажность, но она никак не решалась.

Соня знала, что можно оставаться близким с человеком, даже будучи далеко от него. Но также она знала, что это правило работает и в обратную сторону: быть близким и быть рядом – не всегда одно и то же. И всё же она заставила себя позвонить. Не то пожалела потраченного на дорогу времени, не то по старой памяти не посмела ослушаться отца.

Замок щёлкнул сразу же, и Соня задумалась, не ждал ли он, стоя с другой стороны, и подглядывая за ней в глазок. Или просто слушая, как она топчется на коврике.

– Соня! – улыбнулся он.

– Привет, пап, – ответила девушка, старательно вымучивая улыбку.

Отец обнял её, одновременно переводя через порог. Даже не так. Скорее заключил в объятия и затащил в квартиру. Нежно, но настойчиво. Соня не сопротивлялась, но и рук навстречу родителю не протянула – только наклонилась всем телом вперёд, крепко сжимая сумку. Отца это ничуть не смутило. Отстранившись, он осторожно пригладил волосы дочери, наклонил голову вправо, потом влево, разглядывая её, и, наконец, заключил:

– Какая ты у меня красавица!

– Спасибо, пап, – ещё раз улыбнулась Соня.

Вешая куртку на вешалку и переобуваясь, она тайком разглядывала отца и пыталась вспомнить, была ли у него на висках седина, когда они виделись в последний раз. Или это второе родительство так сказалось на почти пятидесятилетнем мужчине? За год, что прошёл с рождения сына и последней встречи с дочерью, морщины на его лице стали глубже, а тени под глазами – темнее. Но при этом он оставался таким же резким в движениях.

– Проходи на кухню, Сонечка, – рукой он указал направление. – Поужинаешь со мной?

– Нет, спасибо, я… – девушка запнулась, пытаясь придумать благовидный предлог, но не сумела и отделалась нейтральным: – Я не голодна.

– После работы-то? – отец, уже скрывшийся на кухне, высунул голову из-за угла. – Ну-ну… Как знаешь.

Соня прошла следом за ним и уселась на стул со странно выгнутой спинкой. Всё в этом доме было странным и незнакомым. Чужие запахи, чужие звуки. Даже свет фонарей за окном казался каким-то не таким, тусклым и болезненным. А саму себя она ощущала пришельцем, на отца смотрела, как на пленника в странном помещении. Приходилось прилагать усилие, чтобы не забывать, что это – жизнь, которую он сам для себя выбрал.

– Уютно у вас тут, – через силу произнесла Соня, оглядывая непривычный вычурный интерьер.

– Красиво, да? – мужчина не различил фальши в голосе. – Это Наташа всё. Она всю квартиру обставляла по своему вкусу, и мебель выбирала, и…

Он замолчал и поставил перед дочерью чашку горячего чая.

– Знаешь, – отец помялся. – Дед бы тобой гордился, я думаю. Он ценил вежливость.