Что же касается деятельности на посту министра культуры огромной державы, то Екатерина Алексеевна несла на своих женских плечах тяжелую ношу. Сотни музеев, библиотек, кинокультура – все это было в ее ведении. Мы не знали, что такое задержки с зарплатой, унижение, ущемленность культуры, которые мы сейчас наблюдаем. Все, что выделялось на культуру, до последней копейки доходило до нее. Я бы сказал, еще и больше доходило. Почему? Потому что сказывалась ее близость к высшим эшелонам власти. И при Фурцевой культура занимала почетнейшее место. Именно при ней.
Она успевала просматривать важнейшие пробы актеров на Мосфильме. Например, на князя Андрея посоветовала назначить Славу Тихонова, потому что были какие-то проблемы с Олегом Стриженовым. Она ни к чему не была равнодушной и по-хорошему во все влезала. Без ее ведома не проходили никакие крупные проекты.
Фурцева была настоящим державным министром. Таким, каких нынче весьма не хватает.
…Я был на ее похоронах. Видел ее мучительно-страдальческое выражение лица. Меня это поразило, потому что, бывая на похоронах, замечал, как у усопших, как правило, на лике проступает блаженность.
На похоронах мои коллеги говорили: «Лучшие времена, ребята, позади». Известно, как Сталин стращал проштрафившихся: «На культуру посажу!», и те падали в обморок.
При Фурцевой был взлет культуры, мировой взлет. Если бы она была на своем посту и сегодня, сколько бы полезного, хорошего, доброго она сделала для культуры. Как бы мужественно за нее боролась…
Не исключено, что ее могли убрать…
– Екатерину Алексеевну Фурцеву я вспоминаю с чувством глубокого уважения и симпатии. В моей творческой жизни она сыграла чрезвычайно положительную роль.
Фурцева являла собой натуру неравнодушную, активную. И ее большой, я бы сказал, коммунистический пафос тоже был искренним. Считаю, что полной противоположностью ей была секретарь МК партии Алла Петровна Шапошникова. Вроде бы тоже партийная женщина, носившая строгие костюмы, белые кофточки, хорошо причесанная, ухоженная. Но при этом внутри – лед, спокойствие, стремление к карьере, холодная оценка любой ситуации, любой шаг просчитывался с точки зрения идеологического момента.
Фурцева же часто сразу шла на риск. Например, когда защищала тех деятелей культуры, которые были не в фаворе. Некоторые этим пользовались, в частности Олег Ефремов, нашедший путь к ее сердцу. Регулярно по утрам ефремовцы всей компанией прибегали к ней в кабинет, и она их постепенно полюбила. Потом стала защищать правого и неправого, а Ефремова протежировала в течение всей своей жизни. Ко мне же она относилась вначале настороженно, дескать, беспартийный, еврей, интеллигент, не замеченный в проявлениях страстных патриотических чувств… Хотя биография моя, если справедливо судить, была весьма примечательной с точки зрения идеологии: добровольно служил во флоте, после войны с потрясающей характеристикой партийного управления (сам удивляюсь!) представили к ордену, отметив: «предан делу партии, Ленина, Сталина». Из-за этой-то характеристики меня более или менее терпели, хотя я позволял себе весьма вольные выступления и несколько раз мое имя полоскали на Политбюро.
Фурцева не была догматиком. Она могла очень искренне загореться, воспылать какой-то идеей, обладала настоящим талантом отстаивать свою точку зрения. Ее выступления на худсоветах убеждали нас, деятелей театра, в том, что перед страной, перед культурой стоят великие задачи и что мы эти задачи должны решить.
Выступая против чего-либо или кого-либо, она, беря на себя ответственность, нередко рисковала.
В последний период своей деятельности Екатерина Алексеевна пребывала в опале. Но с Леонидом Ильичом сохранила хорошие отношения. Когда Театр сатиры праздновал пятидесятилетие, нам хотелось, чтобы ведущим актерам присвоили более высокие звания. Я ломал голову, что мне делать, куда с этим пойти. Как раз в это время Фурцеву понизили в статусе. И я знал, что она чувствовала себя очень одиноко, переживала. Я решил воспользоваться этой ситуацией и, как бы ничего не зная о ее сложном положении, пришел к ней за помощью и советом. Мой приход и моя просьба ее очень тронули, и она взялась со всей горячностью и искренностью хлопотать за наших актеров.