Екатерина II и ее мир: Статьи разных лет

Кроме Индовой, Преображенского и Тихонова (сам Устюгов умер в 1963 году) список тех, кто искал признаки раннего развития капитализма, включает такие авторитетные имена, как Илья Андреевич Булыгин, Лев Владимирович Черепнин, Бернгард Борисович Кафенгауз, Владимир Васильевич Мавродин, Нечкина, Сергей Мартинович Троицкий, Михаил Яковлевич Волков и Заозерская. Как и их противники, почти все они работали в Институте истории Академии наук (после 1968 года, когда произошло разделение, — в Институте истории СССР). Основываясь на работах Ленина и почти полностью исключая работы Маркса, они подчеркивали важность этих признаков. И делали они это, постулируя строгую зависимость между социально-экономическим базисом и надстройкой, причем первый неизбежно и непосредственно определял вторую. Отсюда, как только они найдут капиталистические элементы, то смогут заявить об обнаружении капитализма. И самыми важными из этих элементов были, конечно, мануфактуры. Проиграв спор о природе рабочей силы на указных мануфактурах, они обратились к более мелким, безуказным предприятиям, таким как солеварни, кожевенные заводы и тому подобное. Эти предприятия, по их утверждению, требовали не только значительного вложения капитала, были крупнее, чем мастерские мелкотоварных производителей, и применяли разделение труда, но и использовали вольнонаемный труд и, таким образом, могли называться капиталистическими мануфактурами. Появление таких мануфактур эти ученые отнесли к середине XVII века.

Явно застигнутые врасплох на симпозиуме, посвященном переходу к капитализму, в июне 1965 года, они тотчас начали контрнаступление и обвинили своих оппонентов в принижении значения новых явлений в России XVII века. В своих работах, изданных вслед за этим, они повторили это обвинение^{539}. Они также пошли дальше, оставив позади попытку навесить ярлык нигилистов на своих противников на симпозиуме, намекнув на сходство между взглядами противников и взглядами народников, легальных марксистов и меньшевиков. И кто мог сказать, что они не правы? И опять же, может быть, сторонники позднего и искаженного развития капитализма в России были правы, воскрешая взгляды, впервые пущенные в оборот их досоветскими и ранними советскими предшественниками? Разве не лучше они согласовывались со спецификой российской истории, чем универсальный, однолинейный подход, применявшийся с конца 30-х годов XX века? Это страшная мысль!

Как мы можем видеть, если дискуссия о мануфактурном производстве в России неизбежно привела к дебатам об истоках капитализма в России, то последняя, в свою очередь, подняла более широкие проблемы, поставив вопрос о том, можно ли работы Маркса непосредственно применить к истории России. Вот здесь дело действительно приобретало опасный оборот, и вплоть до середины 1960-х годов вопрос этот больше не поднимался напрямую. И сделано это было в крайне осторожных выражениях нашим другом Н.И. Павленко на симпозиуме 1965 года. Сопротивляясь привязыванию абстрактной, механистической трактовки Маркса к российской истории, он сказал следующее:

Сравнительно-исторический метод видят в том, что берут высказывания Маркса и Энгельса, относящиеся к истории Англии или Франции, и в лучшем случае занимаются поисками русского своеобразия относительно этого эталона, а в худшем — механически переносят оценки явлений и процессов на Россию. Марксистско-ленинская методология подменяется цитатами. Характерно, что в литературе последних десятилетий социально-экономические процессы, протекавшие в России, сравниваются с английскими… На наш взгляд, сравнительно-исторический метод весьма целесообразен, но задача состоит не в том, чтобы выискивать в истории России черты, сближающие эту историю с историей Запада или Востока, а в том, чтобы изучать историю нашей Родины независимо от эталонов, такой, какой она была^{540}.