Екатерина Медичи

— Напротив, это не вызовет у нее никаких подозрений. И если раньше ты сам, по собственному желанию уходил из зала, когда речь заходила о политике, считая это неинтересным для себя, то теперь должен будешь оставаться, мотивируя это тем, что ты уже не маленький и чувствуешь потребность приобщаться к основам внутренней и внешней политики. А если наша матушка заупрямится, я найду возможность натолкнуть ее на эту мысль. В конце концов, она привыкнет к твоему присутствию, что нам и нужно. Не говоря уже о том, что ты приобретешь необходимые навыки и опыт в умении управлять государством и людьми. Это пригодится тебе в дальнейшем, ибо я собираюсь сделать тебя своим первым министром, Франсуа. Ну что, теперь ты уяснил суть дела и понял, что от тебя требуется?

— Да, Генрих, ты прав, мне давно пора научиться распознавать как моих врагов, так и друзей.

— Я рад, что ты понял меня, Франсуа, и вот тебе моя рука! — воскликнул Генрих, бросаясь к брату.

И оба брата скрепили свой союз крепким рукопожатием.

Никто из них не предполагал тогда, что пройдет всего несколько лет и Франциск Алансонский из сегодняшнего союзника превратится в злейшего врага своего брата Генриха III, ослепленный властью и блеском трона. А семена этой вражды были посеяны в тот день самим Генрихом Анжуйским.

К несчастью, юный Алансон плохо усваивал уроки любви к ближнему, зато прекрасно учился по таким предметам, как лицемерие, вражда, предательство и убийство…

Довольный совершившейся сделкой, Генрих хотел было позвать брата пойти поиграть в мяч, как вдруг вошел начальник дворцовой стражи де Нансе и объявил, что обоих принцев желает видеть у себя королева-мать.

Братья переглянулись.

Увидев сыновей, Екатерина повторила им просьбу короля прибыть в Сен-Мор якобы к ложу умирающего (Карл действительно был серьезно болен). Тем временем все церкви Парижа трезвонили во все колокола о грозящей королевству опасности, а церковники служили душеспасительные мессы о выздоровлении короля. И когда Карл IX поправился в своей загородной резиденции, архиепископ Лионский возвестил с амвона собора Богоматери: «Господь желает сохранить жизнь короля, чтобы тот так же верно ему служил, как и раньше».

Вернувшись в Париж, Екатерина, вся во власти непримиримой ненависти к бунтовщикам, на которых она рассчитывала когда-то в своем противостоянии с испанцами и Гизами и которые теперь, по ее мнению, утратили силу национального духа, приступила к решительным действиям, направленным на борьбу с протестантами, и прежде всего к изменению состава правительства. По милостивому разрешению папы, духовенство обязалось выделить материальную помощь для «наказания еретиков» в размере 1 500 000 ливров. Однако канцлер Л'Опиталь и маршал Монморанси, известные миротворцы, возразили против таких мер борьбы, что и послужило причиной их немилости. Первого отстранили от дел, заменив кардиналом Карлом Лотарингским. Второму дали понять, что присутствие его в Королевском Совете отныне вовсе не обязательно, после чего он сам ушел, поняв, что решение о поголовном истреблении гугенотов принято.

Приступив к должности, новый кардинал тут же составил акт о полной нетерпимости к протестантам, в котором запрещалось проведение на территории страны любых проповедей и богослужений, кроме католических.

Король, памятуя, что гугеноты постоянно проявляют недовольство и учиняют мятежи, несмотря на терпимое к ним отношение, выраженное мирными эдиктами от января 1562 года и марта 1563 года, заявил о полной поддержке позиции кардинала. Гугенотам ставилось в вину, что они не вернули под власть короля мятежные города, призвали на помощь чужеземные войска, устраивают под прикрытием проповедей тайные вечери против правительства и существующей истинной религии. А потому отныне отправление любого культа, кроме католического, запрещается под страхом лишения жизни. Однако, желая в последний раз продемонстрировать свое миролюбие, Карл предложил всем бунтовщикам сложить оружие, пообещав им при этом свое прощение и полную неприкосновенность. Но, зная цену обещаниям короля, гугеноты ответили отказом. Несмотря на прошедший восьмилетний срок, ветераны все еще живо помнили и рассказывали новобранцам о событиях в Амбуазе.

Это было началом войны. Король встал и торжественно объявил об этом на Королевском Совете.

— Я сам отправлюсь в поход и лично возглавлю войско! — воскликнул Карл.

Франсуа Алансон многозначительно взглянул на Генриха, ибо слова короля опровергали смысл их недавнего разговора.

— Нет, сын мой, — возразила Екатерина, взяв за руку своего любимчика Анжу и подводя его к столу, — вы останетесь здесь. Одно ваше присутствие в городе должно вселять дух победы в парижан. Вместо вас поедет главнокомандующий, ваш брат Генрих.

Карл закусил губу. Игла ревности своим острым жалом кольнула его в сердце. Однако он не решился возразить матери; к тому же он не знал, что она поступила так, не желая давать слишком большую власть Гизам.

Теперь Генрих Анжуйский с торжеством поглядел на Франциска; тот понимающе, чуть заметно кивнул.