Екатерина Великая

Помимо всего этого, императрица Елизавета люто ненавидела Фридриха II, а растущая военная мощь Пруссии и ее разбойные вылазки против соседей внушали тревогу по поводу безопасности России и мира в Европе.

В июне 1755 года в Петербург прибыл новый британский посол, сэр Чарльз Хенбери-Уильямс, ветеран дипломатии, хотя и не сумевший особенно отличиться на этом поприще. Это был полный краснолицый человек лет сорока с небольшим, начитанный и сообразительный. Ему была поручена весьма деликатная миссия: убедить императрицу и ее министров, что нужно послать русские войска на защиту Ганновера в случае нападения Пруссии. (Английский король Георг был также ганноверским курфюстом и заботился о своем небольшом владении на континенте. Не имея собственной армии, он вынужден был полагаться на иностранные войска.)

В том, что Россия косо смотрела на поползновения Пруссии, не было никаких сомнений. Главным камнем преткновения была цена, которую Британия должна была заплатить за русских солдат. Именно по этой причине зашли в тупик переговоры, которые вел непосредственный предшественник Хенбери-Уильямса, причем британцы убедились в продажности высших чиновников елизаветинского правительства, а русские весьма скептически отнеслись к провозглашенным Англией добрым и бескорыстным намерениям и не верили в то, что она выполнит свои обязательства.

Хенбери-Уильямс был опытным дипломатом, но ему не хватало такта. Он поссорился с Кауницем, главным министром Марии-Терезии, разругался с Фридрихом II и его чиновниками и вообще проявил странный талант своей прямотой и негибкостью портить отношения с великими мира сего и их приближенными. Его остроумные замечания отличались излишней резкостью. Он не умел в нужный момент придержать язык за зубами. Вместе с тем он был очень зорким наблюдателем, и его правительство — которое было откровенно с ним не до конца — рассчитывало на то, что он в это трудное время будет глазами и ушами Британии в России.

В этом Хенбери-Уильямс не разочаровал своих принципалов. В его письмах и депешах, отправленных из России, рисуется правдивая и подробная картина двора Елизаветы, дается проницательная характеристика главных фигур на политической сцене.

Он сделал своей резиденцией большой особняк на набережной Невы, сняв его и обставив за свой счет (до этого времени британскому послу меблированный дом предоставлялся за счет российского двора). Из Британии были привезены даже золотые рыбки, которые плавали в огромных садках с прохладной водой. Хенбери-Уильямс привез с собой несколько десятков слуг, но этого ему, очевидно, показалось мало, и он нанял в Петербурге еще несколько дюжин русских для топки каминов и печей и для работы на кухне. Согласно тогдашним порядкам, пришлось нанять и русских телохранителей, что обходилось ему недешево. Он жаловался, что с него берут шестьдесят фунтов в год за охрану от «несуществующей опасности». Шестнадцать солдат и сержант, которые поселились в его доме, доставляли массу неудобств.

За многие годы дипломатической службы Хенбери-Уильямс привык к иностранным дворам, но русский двор изумил его. Он нигде не видел такой вызывающей роскоши: многие предметы, окружавшие императрицу, были покрыты толстым слоем золота, везде сверкали дождем драгоценные камни. Величественные дворцы Елизаветы с их необъятными залами и рядами хрустальных канделябров, отражавших свет тысячами граней, с полами, выложенными узорчатой паркетной плиткой, с высокими зеркалами, в которых отражались все драгоценные камни, с роскошными гобеленами, с фарфором и мрамором затмевали все, уже виденное англичанином. Даже Версаль не мог сравниться своей прославленной роскошью с великолепием русских дворцов, где и самые маленькие и скромные помещения были отделаны золотом, а гостям подавали шампанское в золотых кубках и ломтики ананаса на золотых подносах.

«Побочные расходы при этом дворе очень высоки», — докладывал дипломат своему правительству в надежде получить денежную прибавку. Он хотел выглядеть не хуже блестящих придворных императрицы и заказал новую одежду за свой счет, что обошлось в кругленькую сумму. Но даже в бархате, парче и кружевах Хенбери-Уильямс уступал знати, щеголявшей в ослепительных нарядах.