Екатерина Великая

Почти в это же время Екатерину стали беспокоить пятна на лице. Доктор Борхав сначала прописал успокоительные, которые не оказали воздействия, затем дал ей тальковое масло, чтобы разводить его в воде и мыть лицо раствором раз в неделю. Это быстро убрало пятна. Труднее было одолеть вечную проблему устранения приятных людей. Вскоре после того, как двор прибыл в старую столицу, были получены инструкции, чтобы веселая Катерина Петровна как можно скорее вышла замуж. И снова единственной причиной для этого являлось то, что девушка нравилась Екатерине и заставляла всех смеяться. «Она вышла замуж, и больше о ней не было ни слова»^{109}. Но переписка между Екатериной и Андреем Чернышевым, который теперь находился недалеко от Москвы, на пути в свой полк, продолжалась — на этот раз при посредничестве камердинера Екатерины Тимофея Евреинова. Со временем его тоже убрали. Предлогом стала ссора со слугой, чьей работой было подавать кофе.

Конец января 1749 года увидел первый из множества обмороков императрицы, которые беспокоили ее до конца жизни, ввергая двор в пугающие размышления о том, что может последовать, если и когда она умрет. Этот первый обморок случился во время карнавала. Императрица испытала то, что Екатерина описывает как «атаку конвульсий, которые грозили стать очень серьезными»^{110}. В случае смерти императрицы нелегко было бы Петру стать царем — и Екатерина, и Петр прекрасно знали о своей уязвимости. Дворцовый переворот, произведенный кем-либо вроде графа Бестужева, мог привести к их изгнанию, заключению в тюрьму или даже убийству. Они прекрасно понимали, что во время кризиса граф Бестужев, генерал Апраксин и другие провели секретную встречу. Чоглоковы ничего не рассказали опекаемым, но явно были вовлечены и, как выразилась Екатерина, «заметно смотрели лишь себе под ноги»^{111} при великих князе и княгине. Сообщение, отправленное лордом Хайндфордом, подтверждает мучительную неопределенность и наличие опасных планов, хотя оппоненты великого князя, похоже, так же боялись его, как и он их. Хайндфорд пишет, что оба графа Разумовских, канцлер Бестужев и генерал Апраксин «предприняли меры для своей безопасности на случай несчастья, потому что они, без сомнения, не в фаворе у великого князя (не смею больше говорить на эту тему даже шифром)»^{112}.

Петр, по словам Екатерины, был вне себя от страха. Екатерина делала все что могла, стараясь успокоить его: обещала разузнать о состоянии здоровья императрицы через своих слуг и уверяла, что если произойдет самое худшее, она поможет ему покинуть апартаменты — что в настоящее время им запрещалось делать без разрешения. Если станет необходимо, говорила она ему, они смогут даже выпрыгнуть из окна своего первого этажа. Она также дала ему понять, что находится в контакте с несколькими гвардейскими офицерами, а также с графом Захаром Чернышевым (кузен Андрея), на которого она может положиться. Интересно отметить, что даже на этой ранней стадии Екатерина гораздо лучше Петра разбиралась в стратегии, необходимой для выживания, тщательно строя сеть поддержки. Во время придворных вечеров она, что очевидно, не просто тихо сидела, слушая музыку. Она также продолжала свою политику (стараться быть приятной людям), которая привела к улучшению отношений с обоими Чоглоковыми и Владиславовой. «Моя веселость также очень ценилась, и все Аргусы и Церберы, часто вопреки своим намерениям, получали удовольствие от разговоров, которые я с ними вела»^{113}. Слегка успокоенный, Петр «вернулся в свой угол, к собакам и скрипке»^{114}. Оказалось, что мадам Владиславова имела очень ценный источник информации, так как кто-то из ее родственников и друзей ухаживал за императрицей, и была в близких отношениях с некоторыми придворными священниками и певчими, сопровождавшими литургии, которые императрица, по слухам, усердно посещала. Кризис конвульсий прошел (конец «блокады» совпал с наступлением у императрицы менструации), и интриги на время развеялись.