Екатерина Великая

Эта череда случайностей была не такой уж пугающей по сравнению с арестом 14 февраля 1758 года канцлера Бестужева. Вот как описывает это Екатерина: «Его лишили всех наград и рангов, и ни одна душа не знала, за какое преступление или проступок первый человек империи был наказан и посажен под домашний арест»^{230}. Хотя арестован он был в том же дворце, где жили великие князь и княгиня, недалеко от их собственных апартаментов, они сначала ничего не знали. Екатерина узнала новость на следующее утро — из записки, написанной Понятовским и тайком переданной Львом Нарышкиным. Понятовский сообщил также о нескольких других арестах: ее друга Ивана Елагина (который был также другом Понятовского), Ададурова (прежде обучавшего Екатерину русскому языку) и, что больше всего обеспокоило Екатерину, Бернарди — итальянского ювелира, который долгое время оставался ее доверенным лицом и курьером, особенно в переписке с сэром Чарльзом Хэнбери-Уильямсом. Екатерине стало ясно, что она тоже под подозрением. Она оделась и отправилась на литургию, будто ничего не произошло, «но с камнем на сердце»^{231}. Никто ни слова не сказал о Бестужеве или о ком-либо другом из арестованных.

На следующий день Бестужеву удалось передать Екатерине записку — с целью дать ей знать, что до ареста он успел сжечь все обличающие бумаги. В мемуарах Екатерина рассказывает, что Бестужев составил план,

«…по которому после смерти императрицы великий князь будет объявлен законным императором, аявто же время буду объявлена участвующей в управлении страной наравне с великим князем. Все службы продолжат работать как работали, а он, Бестужев, будет подполковником четырех гвардейских полков и президентом трех имперских коллегий — иностранных дел, военной и Адмиралтейства»^{232}.

Екатерина не одобряла этот план, очевидно, посчитав его слишком трудным для исполнения, но имела у себя его копию, а некоторые ее письма находились у Бестужева. К счастью для нее, он смог уничтожить эти документы. Он же организовал различные каналы связи, используя музыкантов, камердинеров и охрану в качестве посыльных. Наконец один из этих каналов перехватили, что привело ко множеству тревог и страданий.

Ни одной конкретной вины бывшему канцлеру приписать не смогли. Утверждали только, что он пытался вызвать разлад между императрицей и их императорскими высочествами и что иногда он действовал вопреки приказам и желаниям императрицы (что она чрезвычайно редко вообще отдавала ему какие-либо приказы, невозможно было ни доказать, ни опровергнуть). Среди тех, кто намеревался свалить его, были Шуваловы и вице-канцлер Михаил Воронцов, а также австрийский и французский послы. Воронцов и Шуваловы преуспели в своих усилиях, убедив императрицу, что Бестужев из-за своего положения в Европе присвоил себе всю славу, которая принадлежит ей. Дело все тянулось, но без вердикта. Тем не менее Бестужева лишили всех почестей и сослали в его деревенское имение. Елагина и Ададурова тоже отправили в ссылку, а Бернарди был посажен в тюрьму в Казани. (Понятовский дал жене последнего денег, чтобы она с детьми смогла вернуться в Венецию, и платил ей пенсию до конца ее жизни.)

Так как Понятовского уличили в переписке с Бестужевым, русское правительство теперь официально потребовало его отзыва. Екатерина сожгла все свои потенциально компрометирующие бумаги (включая расписки за получение денег от Англии). Теперь она оказалась в полной изоляции.

«Великий князь едва осмеливался разговаривать со мной и избегал входить в мои покои, где я находилась в полном одиночестве, не видя ни души. Я воздерживалась просить кого-либо прийти навестить меня — из опасения, что меня избегают. Я не приближалась к тем, кто, по моему мнению, так поступал»^{233}.