Екатерина Великая

К девяти часам разросшаяся кавалькада, которая теперь включала и семеновских гвардейцев, прибыла к Казанскому собору (где Екатерина выходила замуж за Петра). Тут ряды пополнились солдатами Преображенского полка, хотя офицеры первоначально оставались лояльными в отношении Петра. Архиепископ Новгородский с другими священниками ждал их в соборе. Был пропет благодарственный молебен; Екатерина дала клятву единственной правительницы всея Руси, назвав своего сына, великого князя Павла, своим преемником, и огласила воззвание, которое сама написала в первые дни заговора. Тем временем британский посол Роберт Кейт был предупрежден о происходящем. Позднее, через несколько дней, он доложил:

«Утром в последнюю пятницу месяца, примерно в девять часов (когда я собирался ехать в Петергоф, чтобы встретиться с императором), один из моих слуг вбежал в комнату с испуганным лицом и сказал, что с другого конца города доносится какой-то рев, гвардейцы, взбунтовавшись, собираются в толпы и толкуют ни много нимало как о свержении императора»^{275}.

Из Казанского собора императрица Екатерина проехала в двухместном экипаже с Григорием Орловым на запятках, сквозь толпу, которой она махала и улыбалась, к новому Зимнему дворцу, где ее ожидал Сенат. Вокруг дворца стояли полки; они присягнули на верность императрице; текст присяги им зачитал митрополит Вениамин, архиепископ Санкт-Петербурга. Никита Панин на заре приказал разбудить, быстро одеть и под охраной привезти из Летнего дворца великого князя Павла Петровича. При всеобщем бурном одобрении он появился вместе с матерью на балконе Зимнего дворца. Внутри дворца клятва верности была принята у многих придворных, военных и духовных лиц. Процесс длился примерно до двух часов дня. Роберт Кейт описал, какая тихая и спокойная обстановка сохранялась в городе^{276}. На Английской набережной всего несколько знаков указывало на то, что происходит нечто неординарное. Все, что он заметил, — несколько пикетов, расположившихся на мостах, и несколько верховых разъездов, патрулировавших улицы.

Теперь войска контролировали все подъезды к Петербургу, останавливая всех покидающих город и задерживая всех, прибывающих из Ораниенбаума или Петергофа. Почти никто не сопротивлялся. Солдаты Лейб-кирасирского полка, которые были любимцами Петра, сначала колебались, поддерживать ли им переворот, но согласились принести присягу после ареста немецких офицеров полка. Дядю Екатерины, князя Георга Людвига Голштин-Готторпского, тоже арестовали и временно заключили в его доме.

Теперь, когда Екатерина жестко контролировала столицу, следующим шагом должен был стать арест Петра. Хотя в Зимнем дворце и была дана клятва верности Екатерине, Петр и его сторонники, включая Елизавету Воронцову, находились в шести каретах, направлявшихся из Ораниенбаума в Петергоф на празднование именин императора. Их перехватил слуга, посланный обер-гофмаршалом, с сообщением о том, что происходит в Санкт-Петербурге. Но Петр, похоже, не понял важности того, что ему сообщили, и настоял на продолжении пути в Петергоф.

По прибытии в Монплезир император удивился, не найдя там Екатерины. Он искал ее во всех комнатах, заглянул даже под кровати и в шкафы — как будто решил, что жена играет с ним в прятки. Как представил Роберт Кейт, «с этого момента несчастный император, похоже, растерялся, и в его маленькой группе сопровождающих не осталось ничего, кроме отчаяния и смятения»^{277}.