Екатерина Великая

Петр назначил отплытие в Кронштадт на двенадцать часов ночи. Сорок семь чиновников и придворных (и женщины, и мужчины), находившихся при нем, взошли на борт галеры и яхты и отплыли. Приближаясь к порту Кронштадта, они обнаружили, что подход заблокирован боновым заграждением. Галера императора бросила якорь и выслала лодку с просьбой убрать преграду — но часовые отказались исполнить приказ. Сначала Петр решил, что происходящее — результат приказа, который он сам отдал Девьеру, поэтому закричал, что он император, и потребовал впустить его. Караульный прокричал в ответ, что гарнизон больше не признает Петра III — только Екатерину II. Прозвучал сигнал тревоги, и Петру с его флотилией было приказано уходить — или их обстреляют. Вооруженное судно блокировало выход в открытое море, поэтому отряду Петра ничего не оставалось, как развернуться. Галера с Петром на борту направилась к Ораниенбауму, а яхта пошла назад в Петергоф. Петр ушел в каюту, совсем пав духом.

В субботу 29 июня (в день именин Петра и восемнадцатилетия его помолвки с Екатериной) в пять часов утра армия императрицы возобновила движение на Петергоф. По дороге они арестовали нескольких гусар из голштинского полка, высланных Петром на разведку, а также с целью найти бывших сторонников императора, которые теперь покинули его. В одном местечке их встретил вице-канцлер Александр Голицын, доставив Екатерине письмо, в котором Петр признавался, что был несправедлив к ней, обещал измениться и просил мира, как будто имела место обычная семейная размолвка. Послание не было удостоено ответа. Пришли новости, что Алексей Орлов со своими войсками уже занял и Ораниенбаум, и Петергоф, и что они не встречают сопротивления. От Петра пришло второе письмо, написанное карандашом, в котором он умолял о прощении, отказывался от трона и просил позволения вернуться в Голштинию, взяв с собой только Елизавету Воронцову и адъютанта генерала Гудовича. В ответ ему был отправлен на подпись акт об отречении.

По прибытии в Петергоф были выстроены войска, и Екатерина вступила в город, все еще на своем сером жеребце, которым она легко управляла под шумное одобрение солдат. Именно тут она получила подписанный акт об отречении. Она подтвердила почерк Петра и протянула документ советнику для хранения. Затем она отбыла в Верхний дворец, чтобы избежать присутствия при унижении мужа, прибывшего часом позже в старой карете, в которой его везли из Ораниенбаума в Петергоф. Воронцову и Гудовича арестовали и увели. Когда Петр вышел из кареты, выстроили триста самых доверенных солдат, чтобы защитить его и не допустить нападения. В сопровождении Алексея Орлова его привели в комнату, в которой он часто останавливался, будучи в Петергофе, заставили снять форму преображенца, отдать шпагу и ленту Святого Андрея. Подавленный страданием, находясь в шоке, он потерял сознание. Примерно двумя десятилетиями позже герой Петра Фридрих Великий сказал графу Сегюру, что Петр позволил скинуть себя, как ребенок, которого отправили в постель^{280}.

Позднее в этот день Петра перевезли в Ропшу — имение в двадцати милях от залива, подаренное ему императрицей Елизаветой. Его везли в большой карете, запряженной шестью лошадьми. Окна были занавешены; на запятках стояла вооруженная охрана. Надзирали за перевозкой Алексей Орлов, Федор Барятинский и лейтенант Баскаков. Его намеревались держать в Ропше до подготовки постоянного места содержания в островной крепости Шлиссельбург. Екатерина написала Понятовскому, что для него «готовились достойные и комфортабельные комнаты»^{281}.

Русский историк В. О. Ключевский так подводит краткий итог правлению Петра III: «Случайный гость на русском троне, Петр промелькнул на русском политическом горизонте как падающая звезда, оставив всех в недоумении, почему он там появился»^{282}. У Роберта Кейта отсутствовало удивление по поводу драматического хода событий, но он тоже признает, что не ожидал столь быстрого их развития.