Это народ, подлинный русский народ, настоящая, непретенциозная, тупая, долготерпеливая опора безграничной царской власти. До сих пор Екатерина видела только блестящий внешний фасад Российского государства, теперь она видит его подлинную подоплеку, преждевременно согбенные работой и нищетой спины, детей с ввалившимися щеками, полуразрушенные, полусгнившие избы, в которых живут эти безымянные миллионы, потом и кровью коих создано великолепие Москвы и Петербурга.
Она еще слишком молода для того, чтобы понять обличающую мощь этого противоречия, она еще воспринимает обе стороны развертывающейся перед ней жизни как нечто само собой разумеющееся, но впоследствии, когда она повзрослеет и будет одинокой, когда она прочтет творения великих реформаторов и мыслителей, тогда она вспомнит о впечатлениях этой поездки. Тогда эти изможденные крестьяне к лохмотьях встанут перед ее духовным взором и преисполнят ее душу пламенными, благодарными намерениями.
Три полных месяца продолжается эта поездка. За это время отношения между женихом и невестой значительно улучшились, стали даже сердечными. Здоровая терпеливая веселость Екатерины медленно, но верно завоевывает доверие робкого, неуклюжего мальчика. Теперь не хватает, пожалуй, только легкого толчка для того, чтобы превратить эту детскую дружбу в любовь. Но от кого же может исходить этот толчок? Екатерина продолжает быть сдержанной, что вполне естественно для молодой девушки, а у Петра, никогда не испытавшего ничьей любви, не хватает мужества внести какое-нибудь изменение в создавшееся положение. Но опытные наблюдатели, особенно же сама Елизавета, не беспокоятся: надо только оставить их вдвоем в спальне! И она снова нетерпеливо борется с сомнениями врачей.
У Елизаветы имеется еще и дополнительное основание торопить со свадьбой: желание поскорее отделаться от княгини Цербстской. Как и всегда, в тех случаях, когда она разочарована, ее быстро вспыхнувшая симпатия сменилась ненавистью и отвращением. Один вид этой неблагодарной особы ей противен, тем более что она не может в данном случае дать ход своему враждебному настроению. Но, даже сдерживая себя, она в достаточной мере умеет показать княгине свое отрицательное к ней отношение. Куда Девались прежние интимные беседы между двумя родственницами? Где прежнее сентиментальное отношение к сестре "незабвенного жениха"? Княгиня почти не видит больше императрицы. На официальных приемах ей разрешается облобызать ее руку - и только.
Но почему же она не уезжает в Цербст? Екатерина имеет собственную свиту и держится по возможности далеко от матери. Ее официальная миссия окончена, а тайная - со скандалом провалилась. Ее муж Христиан-Август в каждом своем письме требует, с совершенно понятным нетерпением и все возрастающим недоумением, ее возвращения. Ведь у нее есть дома еще и другие дети! Разум, такт, обязанности супруги и матери должны бы ей подсказать необходимость отъезда домой. И все же она остается. Какое-то соображение, оказывающееся сильнее всех прочих, удерживает ее в России.
Кое-какие указания на сей счет можно найти в мемуарах Екатерины, если читать между строк. Мы узнаем из них, что княгиня после того, как лопнула ее политическая интрига, встречалась по преимуществу с супружеской четой принцев Гессен-Гомбургских, а особенно с братом принцессы, очаровательным графом Бецким, и что общение это вызывало нарекания. Из донесений некоторых послов мы узнаем, что нарекания эти вызывались отнюдь не политическими соображениями.
Екатерина в своих мемуарах рассказывает, что ее мать крайне неохотно приняла участие в поездке в Киев и во время всей этой поездки была ужасно плохо настроена и чрезвычайно раздражена, так что однажды по какому-то совершенно ничтожному поводу даже чуть не дала пощечину своему будущему зятю. Мы знаем также, что к участию в поездке не был приглашен граф Бецкий. И, наконец, мы находим ключ ко всей этой загадке в постскриптуме депеши, отправленной 16 ноября послом Розенбергом графу Улю в Вену: "По секретным сведениям, старая княгиня Цербстская действительно согрешила и теперь беременна".
Можно себе представить, что эти "секретные сведения" были известны всему двору и что они вызвали немалый скандал. Какой источник для насмешек над этой бедной княгиней, которая приехала для того, чтобы охранять свою дочь и не уберегла себя! Как должна негодовать Елизавета, которая, хоть она и не знает запрета ни одному своему личному желанию, но необычайно зорко следит за соблюдением приличий при дворе, и особенно членами ее семьи.