Екатерина Великая. Биография

Иоанну уже двадцать четыре года. Хотя он никогда не был на свежем воздухе, хоть ему не приходилось делать никаких иных движений, кроме расхаживания взад и вперед по камере, как зверю в клетке, он высокого роста и строен, кожа его бела и чиста, волосы белокуры и вьются, борода коротко подстрижена.

О разговоре Екатерины с Иоанном ничего, к сожалению, не известно. А жаль, потому что никогда еще в истории не было встречи лицом к лицу двух личностей, в такой мере воплощающих величие и совершенство. С одной стороны - женщина, являющаяся олицетворением всей красоты, всей мудрости, всей ответственности и всей испорченности светской власти, с другой стороны - чистейший, невиннейший мужчина, столь же свободный от греха, как в первый день рождения, никогда не читавший ни одной книги, кроме священного писания, хранивший на себе печать величия как следствие незаслуженно переносимых страданий. Что ощущает этот мужчина, никогда еще не видавший существа женского пола, при встрече с этой гордой красивой женщиной? Какое впечатление производит его внешность на узурпаторшу его трона? Говорят, будто она после этого разговора разразилась безудержными рыданиями. Почему?

Впоследствии Екатерина рассказывала, что арестант бормотал что-то совершенно непонятное, обнаруживая слабоумие и почти полное отсутствие человеческого рассудка. Но этот ее отчет относится к такому моменту и такому положению, которые дают основание сомневаться в его правдоподобии: он был дан во время процесса об убийстве Иоанна, в котором Екатерина, в глазах всей Европы, играла роль обвиняемой. Если бы Екатерина действительно встретила в Шлиссельбурге заикающегося, бормочущего что-то непонятное идиота, то она, несомненно, не преминула бы щегольнуть своим добрым сердцем, освободила бы несчастного и предоставила бы возможно большему количеству людей случай убедиться в том, каким невозможным претендентом на престол является этот жалкий "царь".

Она, несомненно, только с той целью и отправилась тайком в Шлиссельбург, чтобы затем огласить во всеобщее сведение результаты своей поездки и тем положить конец толкам об Иоанне как претенденте на престол.

Но она так же тайно вернулась оттуда и, следовательно, Иоанн не был безумным. Разумеется, его духовные способности не могут равняться ее дарованиям. Да как бы оно и могло быть иначе? Ведь он ничему не учился, ничего не узнал, ничего не пережил. Он не в состоянии управлять государством, но своей поразительной чистотой он в состоянии вызвать смятение в стране. Он привел в смятение даже Екатерину: ведь ее, а не его нервы не выдержали разговора.

Но это, конечно, только общечеловеческая слабость. Императрица не имеет права ей поддаваться. Иоанн, сидящий в Шлиссельбургской крепости, - мученик и святой, и она никогда, несмотря на все самообладание, не забудет облика этого невинного страдальца. Как бы ни обливалось кровью ее сердце, Иоанн является опасностью для всех благих начинаний Екатерины, опасностью для благоденствия и величия России, опасностью для прогресса, для просвещения, для философии.

Вскоре после посещения Екатериной Шлиссельбурга охраняющие Иоанна офицеры Власьев и Щекин получают указ, где им разъясняется, что если за арестантом явится кто-нибудь без подписанного собственноручно ее величеством распоряжения о выдаче оного, то, значит, речь идет об обмане и вражеских происках и выдавать арестанта ни в коем случае нельзя. Если же явится столько лиц, что сравниться с ними силой окажется невозможным, то надлежит арестанта убить, но, во всяком случае, не выдавать его живым.

Этот указ подписан Паниным. Панин достойный человек и человек принципа. Руководясь принципами, он неоднократно возражал Петру III и тем вызывал его недовольство, он часто возражал Екатерине, не вызывая тем ее неудовольствия. Власьев и Щекин отправляют Панину слезное послание: они же вот уже шесть лет не имеют права отлучаться из Шлиссельбурга, пусть их наконец освободят от выполнения несказанно тяжкой службы. Но Панин отвечает, что знает, как нелегка их служба, но знает также, что им обещан скорый конец возложенной на них миссии, просит их еще немного потерпеть и заверяет, что они не останутся без надлежащего вознаграждения.

Почему не исполняется столь понятная просьба обоих сторожей заключенного Иоанна? Вероятно, из опасения, что оба офицера, выбравшись из Шлиссельбурга, начнут болтать и своей болтовней могут вызвать беду. Но что означает упоминание о скором конце возложенной на них миссии? Ведь Иоанн может прожить еще десятилетия. Ну это, должно быть, просто фраза, имеющая целью умерить из нетерпение и успокоить их.

Но они не успокаиваются. В ноябре они снова пишут Панину, еще настойчивее, еще нетерпеливее. "Батюшка, освободи нас ради Христа, потому что силы наши подходят к концу". И Панин посылает каждому из них по тысяче рублей золотом и обещание, что "исполнение вашей просьбы может затянуться никак не дольше, как до первых летних месяцев".