– Да, его внук и тезка собирается стать императорским пажом, – весело отозвалась графиня Александра Васильевна. – Наталья Львовна сказывала, директор корпуса, секунд-майор Шевалье де Вильно Франц Николаевич, готов его принять. Будет маленький Лева всяческие науки изучать. Он, кстати, весьма похож своими выходками и остроумием на деда.
При сих словах графини, княгиня Дашкова насмешливо сжала губы, понеже с недавних пор весьма невзлюбила графа Льва Нарышкина.
– Как сказывает государыня Екатерина Алексеевна, – довольно громко молвил Безбородко, – «Всякое дитя родится неученым. Долг родителей есть дать детям ученье». Вон, цесаревичи еще маленькие, а уже изволят изучать словесность, арифметику…
Княгиня нетерпеливо перебила его:
– Касательно ученья, я полностью согласна. Свой долг пред своими детьми, вы ведаете, я выполнила и знаю…
– О, да! – с подобострастием перебил ее, не ложно преклонявшийся пред ней, Безбородко. – Всем известна образованность вашего сына!
Графиня Александра Браницкая уважительно, с улыбкой, добавила:
– Опричь того, князь Павел Дашков воспитан и весьма хорош собой!
Князь Потемкин, на замечание племянницы, насмешливо изрек:
– Графиня Александра, конечно, первое, что заметила, как всякая женщина, что он хорош собой!
Графиня смутившись, несогласно повела плечами. Лицо же довольной княгини порозовело: она обожала, когда хвалили ее сына. Екатерина Романовна паки обратилась к Гавриле Державину:
– Вы говорите маленькие Великие князья, Александр и Константин, изучают словесность… А кто же их преподаватель?
Державин с удивлением заметил:
– Я думал, вы ведаете об том… Да вы его, вестимо, знаете – известный писатель Михаил Никитич Муравьев.
Дашкова согласно кивнула, давая понять, что сей господин, без сумнения, достоин обучать маленьких Великих княжичей.
– Мало того, – увлеченно продолжал Безбородко, – их обучают ботанике и физике.
Дашкова паки прервала:
– Понятно, кто обучает ботанике, не инако, как Паллас. Верно говорю?
Безбородко засмеялся:
– Верно, верно, княгиня, а физике – академик Крафт. Ну, а уж, кто обучает арифметике, не догадаетесь никогда!
Дашкова выжидающе смотрела на графа. Видя нетерпение княгини, граф не стал медлить:
– Полковник Массон.
– Дашкова паки пожала плечами:
– Что, сей полковник, так уж силен в оном предмете? – спросила она недоверчиво. – Дитяти, небось, и читать-то не умеют, – засумневалась она. – Да, и зачем все оные науки так рано?
Светлейший князь, дотоле лишь слушающий беседу высокообразованных собеседников, вдруг вмешался в разговор:
– Вы ведь видели, Екатерина Романовна, государыня Екатерина Алексеевна вам показывала «Бабушкину азбуку», кою она сама сочинила для внуков.
Графиня Браницкая, весело оглядев всех, поведала:
– Ея Величество дала одну азбуку для сыночка Натальи Львовны. И что вы думаете? За месяц дитя выучилось читать по слогам!
– Ах, да! Как я забыла! Азбука! – воскликнула княгиня. – Как же, конечно! В оной азбуке и повести и беседы, пословицы и поговорки, сказка о царевиче Фивее… Отрывки из российской истории до нашествия татар на Россию….
Дашкова напрягла лоб, вспоминая, что там, в Азбуке было еще интересного.
Графиня Александра Васильевна согласно кивавшая, по завершении тирады княгини, почтительно изрекла:
– Наша государыня-матушка, заботливейшая и благотворнейшая бабушка для своих царственных внуков.
Княгиня мгновенно согласно отозвалась:
– Я бы сказала: лучшей бабушки нет более во всем свете.
Мария Саввишна, обыкновенно говорившая тихим голосом, здесь воскликнула:
– Воистинну, она добрейший человек! Как она ухаживала за Ланским! Как она была добра к душевнобольному князю Григорию Орлову!
Статс-дама Протасова, доселе равнодушно оглядывающая присутствующих, услышав, что речь идет о ее покойном любимом двоюродном брате, живо вмешалась в беседу, рассказывая то, что все давно знали:
– О да! Князь Григорий Григорьевич, потеряв свою молодую жену, сам заболел и пытался забыться от горя в поездках по Европе. Он поехал в Карлсбад, в Эльс, потом в Виши, но лечение на курортах никак не улучшило его состояния.
– Он, бедный, страдал от раскаяния, что не уберег молодую жену, – пояснила Перекусихина Державину, у которого на лице было написано, что он не знал, в чем было дело.
Протасова увлеченно продолжала:
– Когда князь Григорий вернулся в Санкт-Петербурге, императрица и все мы испугались его вида: он был живым трупом, с высохшим лицом, седыми волосами и блуждающим взглядом. Ко всему, по ночам, во время приступов безумия, по его словам, перед ним временами возникал призрак императора Петра Федоровича.
Безбородко, кивнув, заметил для Державина:
– Орлов считал себя его убийцей, хотя его и рядом с ним не было, когда убивали императора. Но он считал, что несет за его смерть заслуженную кару. Государыня, жалея князя, поселила его во дворце, где о нем заботились придворные медики.
Протасова жалостливо вставила: