Екатерина прошла к своему креслу и пригласила Луи де Сегюра расположиться на маленьком, обитом узорным твидом, диване. В глубине кабинета, за столом, что-то писал статс-секретарь Александр Храповицкий.
– Разговор пойдет, господин де Сегюр, о Грузии, – сказала она, – коя, как вы знаете, находится под нашим протекторатом.
– Я готов слушать Вас, Ваше Императорское Величество, с величайшим вниманием. Мне известно, что в стране неспокойно. Да и в царской семье, мыслю не спокойно, тем паче, что у царя Ираклия двадцать восемь детей!
– Из них, граф, шестнадцать воинственных молодцев!
– Каковой плодовитый! – удивился де Сегюр.
Императрица продолжила:
– Тамо, и в самом деле, неспокойно, понеже Омар-хан, постоянно грабивший Грузинский народ, паки собрал своих единоверцев и грозится напасть на них, хотя знает, что они под нашей защитой. Я полагаю, сей аварский Омар-хан так смел с подачи турок, не правда ли?
Де Сеюгр, понимая, что императрице не нравится позиция турок в отношении грузин, смущенно, но честно ответствовал:
– Конечно, ни иранцам, ни туркам не нравится, Ваше Императорское Величество, что вы держите в Грузии два батальона пехоты на случай военных действий. Помимо оного, туркам не нравится желание армян объединиться с грузинами, чтобы вести освободительную борьбу против турок.
Екатерина, заломив бровь, испросила:
– А что из себя представляет сей Омар-Хан? Сказывают, он молод…
– Слыхал, что образован, красив и необычайно храбр, совершенно не боится смерти.
– Мне докладывают, что он совершает свои набеги, чуть ли не с молодых ногтей.
– Наверное… Уж очень опытен, – согласился де Сегюр.
– И что же? Никто, окроме грузин, ему не может противостоять?
– Там есть осетины, ингуши… И, конечно, армяне. Они чаще всего выступают в союзе с христианами, – нерешительно отметил де Сегюр.
Екатерина, выдержав, по привычке, паузу, обдумывая ситуацию в Грузии, перевела разговор на другую материю. Де Сегюр, не сводя с нее глаз, внимательно слушал. Екатерина, пронзительно взглянув на него, сразу отвела взгляд.
– Недавно у нас возникла еще одна головная боль, – сообщила Ея Величество. – В Закавказье новое воинственное имя в лице чеченского джигита, шейха Мансура. Вы слыхивали о таковом, граф?
Де Сегюр оглянулся на Храповицкого. Тот сидел и осторожно, стараясь не шуршать, что-то скоро писал.
– Впервые слышу, Ваше Императорское Величество! Кто таков? – выказывая искренний интерес, испросил де Сегюр.
Помедлив, императрица ответствовала:
– Сей молодец, лет двадцати пяти, ярый магометанин, появился совсем недавно. Кстати, он взял себе за правило везде появляться не инако, как в зеленом плаще. Сей Мансур исповедуя везде ислам, исполнен ненавистью к России и православию. Теперь он объявил «газават» – священную войну противу русских.
Де Сегюр, сделав удивленные глаза, паки испросил:
– И как он действует? Совершает набеги?
Гневно сдвинув брови, поведала:
– Первый раз мы обеспокоились, когда он со своими горцами сумел истребить колонну русских войск из шестиста человек. В начале июля сего года, посланный для его захвата отряд из двух тысяч человек с двумя орудиями, потерпел поражение, многие наши солдаты попали в плен.
Екатерина замолчала. Явно огорченный, де Сегюр не знал, что и сказать.
– Я чувствую, – продолжила императрица, – что естьли его не остановить, движение оного Мансура распространится среди соседственных народностей и может охватить весь северный Кавказ. Не кажется ли вам, господин посол, что и здесь происки союзных вашей стране турок? Ведь объявлять «газават» против православных в их правилах.
Де Сегюр смутился прямому вопросу, шляпа в его руке была изрядно скомкана, но он пакии честно ответствовал:
– Не думаю, Ваше Императорское Величество. Но, вполне может статься, что, естьли шейх Мансур попросит помощи у турок, они ему не откажут.
Екатерина, ведя сию беседу, под конец, не смогла скрыть своего сарказма и недовольства.
Величественно кивнув, она дала понять, что разговор закончен. Де Сегюру оставалось токмо встать и, распрощавшись, удалиться.