Екатерина Великая. Сердце императрицы

Сенат же проект о новом бракосочетании императрицы поверг в уныние крайнее. Граф Панин, сам того, быть может, не желая, выразил общее мнение всего одной фразой:

– Мадам Орлова русской императрицей не будет никогда.

Да сама Екатерина, как бы сладостны ей ни были картины семейного счастья, понимала, что сей удел не по ней.

Мадам Орлова… Фи! Даже не звучит сие, как положено императорскому имени звучать… А уж мысль о том, что над ней, императрицей российской, движимой высокими устремлениями, власть получит субъект умишка невеликого да к тому же благонравием не блиставший отродясь. И это муж? Муж императрицы? Никогда!

Но сии мысли появились уже, конечно, позже. Григория же расстроенные планы венчания, похоже, не сильно и задели. Ведь его никто не выгонял, ни званий, ни поместий не лишал. Скорее напротив, Екатерина, мечтая о соратнике, все эти десять, нет, уже дюжину лет, старалась привлечь Орлова к делу управления страной.

И не одного почета или наград ради. Как любому правителю, ей крайне нужны были люди надежные и толковые на всех должностях, а уж на ответственных-то – в первую очередь.

– Да видела я все это, Като, видела. Однако не хотела верить – ведь женщина я все же, хоть и правительница! – Екатерина с трудом вернула себя в сегодня и сейчас.

– Так в том-то и беда, Катя! Беда, что правительница. Была б ты обывательницей какой или дворяночкой где-нибудь в имении под Тверью… Выгнала б своего неблагодарного аманта, обобрав до нитки, чтоб неповадно было бездельничать да языком трепать, и обзавелась бы нормальным мужем, который помогал бы тебе во всем, ну или хотя бы не мешал, чем частенько твой Гришатка-то грешил. Ты ему пост серьезный, он – все себе в карман. Ты ему поручение важное – он его хорошо не исполнит, а то и переврет до слова последнего. А денежки-то, на сие поручение выделенные, опять в свой карман бездонный! Да потом все на баб и спустит. На балы и напитки, на девок да увеселения срамные.

– Ну на кого же мне было надеяться? Кому поручения серьезные давать, как не мужчине, который рядом со мной уж столько лет, который меня, чего теперь греха таить, и короной-то вознаградил?

– Он? Вознаградил? – Дашкова отставила бокал с рубиновым бургундским. – Матушка моя, подружка богоданная, да что ты говоришь-то?! И он, и братья – всего лишь твои порученцы! Они помогли тебе стать императрицею – но только помогли. Не будь Орловых, нашлись бы иные… Соколовы, Воробьевы, Галкины… Да и сколько их было, иных, ты вспомни! Кирило Разумовский, Никита Панин, да тот же Пассек, да Потемкин молодой…

– И потом какой-то из Галкиных меня бы тащил под венец… – Екатерина улыбнулась, но как-то не очень весело.

– Конечно! Орловы, конечно, видные мужчины, а уж в молодости еще краше были, однако не они возвели тебя, а ты, матушка, мудро воспользовалась их существованием и полным отсутствием малейших крох почтения к дурачку твоему голштинскому!

– Зря ты так говоришь, Като! Они жизнью своей рисковали…

– Они ничем не рисковали!

– А если бы сорвалось? Если бы против меня и измайловцев встали войска?

– Ничего бы не произошло, Катенька. Говорю же, глуп был твой Петр, очень быстро мог бы армию против тебя поднять, да не сообразил. И времена изменились. Елизавета Петровна, царство ей небесное, Брауншвейгскую династию свергла без выстрелов и войск. А времена тогда были не чета нынешним – крутехоньки. Орловы-то твои не единственными были, кому Петр мешал, иначе бы, поверь, крепость для тебя лучшим исходом оказалась бы. Так что в благодарности своей ты уж меру знай. Иначе я не постесняюсь слов, чтобы тебе глаза-то открыть.

Дашкова не так сильно и кривила душой. Орлова она была бы не прочь заполучить в аманты, но соображения «против» сильно перевешивали ее желания – уж очень избалован женским вниманием был Григорий свет Александрович. А зачем нужен избалованный амант? Сие есть нонсенс – амант должен баловать, одаривать не только любовью, но и заботой, вниманием, не только подарками, но и душой своей.

Однако императрице давно уже пора было освободиться от этого простолюдина – и потому Дашкова не жалела красок.

– Да мне-то уж, госпожа Дашкова, – вздохнула Екатерина, – и глаза открывать нет надобности. Как что ни вспомню – так оно само мне и глаза открывает, и голову проясняет. Да еще вслед и дурой наивной называет.

– Ну, матушка, это ты зря…

– Да вот не зря. Забудем сейчас о том, что он с моей душой сделал, чего наговорил наедине и прилюдно. Только на деяния его посмотрим. Вот сделала я его генерал-фельдцехмейстером, сиречь начальником всей российской артиллерии, генерал-директором инженерного корпуса, шефом кавалергардского корпуса, подполковником конной гвардии – командиром всех конногвардейских полков. Полковником в них во всех по старой, еще до меня заведенной традиции всегда был император. А теперь сим полковником стала я. И что же?

– Да, Катя, что же?