Екатерина Великая. Владычица Тавриды

«Душенька, разчванист ты очень. Изволишь ли быть сегодни и играть на бильярды? Прошу прислать сказать на словах – да или нет, для того, что письма в комедьи без очков прочесть нельзя. Мррр, разчванист ты, душенька».

Потемкин усмехнулся: «Да, бедная моя, я в самом деле, замучил тебя своими выходками».

Прочитав следующую записку, он подумал, что пора бы ему уж и смягчиться.

«Гришенок, не гневен ли ты? А хотя и гневен, я надеюсь, ты сам велел не единожды, что гнев твой перестанет. А я перестала же ворчать на Панина и на его Короля, а не отроду не на тебя».

«Царица не ворчит на Панина и на короля Фридриха, а тебе все не так!» – ругнул себя Потемкин.

«Здравствуй, душа. Я здорова, каков-то ты миленький? Изволь водить в Эрмитаж весь причет церковный и знай, что тебя люблю, как душу».

Потемкин улыбнулся, вспоминая, как по их просьбе, с разрешения Екатерины, он привел в Эрмитаж весь причет, и как духовные братья рассматривали там картины на библейскую тему, как потом благодарили его и просили передать благодарность императрице.

«Душа моя милая, я все сие кровью подпишу. Трактат таковой важный и милый инако подписан бы не должен».

Григорий с грустью улыбнулся. «И в самом деле, она может и кровью подписать, соглашаясь со всеми его прожектами».

«Здравствуй, милой друг. Я устала так, как нельзя более. Я убирала бумаги да еще не окончила. Два часа целые».

«Здравствуй, душенька. Я спала до девятого часа и теперь токмо встала. Каков ты опочивал, пришли сказать, буде писать поленишься. Рано, а ужо В. К. будет. Люблю тебя, как душу, душа, душатка милая».

Потемкин скривил губы, упоминание существования «В. К.» – Великого князя, было ему вовсе не по душе. Из-за него по вторникам и пятницам Потемкин носа не показывал в утреннее время.

Следующие признательные записки Потемкин читал, слюнявя палец и медленно перелистывая, особливо внимательно:

«Хоть тебе, душечка, до меня и нужды нету, но мне весьма есть до тебя. Каков ты в своем здоровье и в опале ли я или нету? А тебе объявляю всякую милость от Бога да и от Государыни».

«Я очень и без перевода поняла, что все сие написано было, и мой ответ точно значил, что я тебя чрезвычайно люблю и тобою весьма довольна и счастлива. Желаю, чтоб ты в том же находился положении».

«Гришенька, знаешь ли ты, вить тебе цены нету. Токмо, пожалуй, пришли сказать, каков ты после мыленки».

«Здравствуй, голубчик. Все ли в добром здоровье. Я здорова и тебя чрезвычайно люблю».

«Мамурка, здоров ли ты? Я здорова и очень, очень тебя люблю».

«Гришенька, здравствуй. Хотя, что ни говори, но люблю тебя чрезвычайно».

«Батинька, не смею приходить, что подзно, а люблю тебя, как душу».

«Милой друг, я не знаю почему, но мне кажется, будто я у тебя сегодни под гневом. Буде нету и я ошибаюсь, tant mieux. И в доказательство сбеги ко мне. Я тебя жду в спальне, душа моя желает жадно тебя видеть».

«Батинька милой, я здорова, но спала худо и мало, а Вас люблю много».

Потемкин, утомившись, прервал чтение и аккуратно сложив все записки, перехватил бечевкой.