Екатерина Великая. Владычица Тавриды

Посидел, подумал. Улегся на кровати, вытянул ноги. Не нравилось ему, что Екатерина желала видеть его всегда и везде и не переносила его отсутствие, с трудом уступая его просьбам куда-то отлучиться.

«Однако, любит тебя царица, добрый молодец, Григорий, изрядно любит. Весьма изрядно! – подумал он с удовлетворением. – Надобно встретиться сегодни непременно. С другой стороны, ни к чему мне находиться у нее на побегушках, и зависеть от ее монарших прихотей. Надобно честь свою мужскую блюсти!»

Полежав еще немного и поразмыслив, вдруг подумал: «О каких побегушках ты, Григорий Александрович, упоминаешь, бессовестный и неблагодарный?»

Встав, он крикнул камердинера и, написав ласковую записку Екатерине, засобирался к ней с визитом.

* * *

В начале июля государыня Екатерина Алексеевна получила донесение, что на центральной площади Саранска был зачитан указ Пугачева о вольности для крестьян. Жителям были розданы запасы соли и хлеба, а городскую казну разбрасывали черни, ездя по городовой крепости и по улицам. К сообщению был приложен его Манифест. Екатерина пробежала по нему глазами и отбросила его. Позвонила и послала за графом Григорием Потемкиным. Паки взялась за чтение злостной бумаги. Сей манифест произвел на нее изрядное впечатление и воодушевил бы такожде на присоединение к войску Пугачева. Людьми движет надежда на лучшую жизнь, как говорится, «или пан или пропал». А таковых людей не один мильон…

Вошел Григорий Потемкин. Екатерина подала ему бумагу.

– Изволь Григорий Александрович, посмотреть сей манифест, прочитай его вслух, послушаю его.

Потемкин, повертев его в руках, принялся медленно и членораздельно вычитывать:

«Объявляется во всенародное известие

Жалуем сим имянным указом с монаршим и отеческим нашим милосердием всех, находившихся прежде в крестьянстве и в подданстве помещиков, быть верноподданными рабами собственной нашей короне; и награждаем древним крестом и молитвою, головами и бородами, вольностию и свободою и вечно казаками, не требуя рекрутских наборов, подушных и протчих денежных податей, владением землями, лесными, сенокосными угодьями и рыбными ловлями, и соляными озёрами без покупки и без оброку; и свобождаем всех от прежде чинимых от злодеев дворян и градцких мздоимцов-судей крестьяном и всему народу налагаемых податей и отягощениев. И желаем вам спасения душ и спокойной в свете жизни, для которой мы вкусили и претерпели от прописанных злодеев-дворян странствие и немалыя бедствии.

А как ныне имя наше властию всевышней десницы в России процветает, того ради повелеваем сим нашим имянным указом: кои прежде были дворяне в своих поместиях и водчинах, – оных противников нашей власти и возмутителей империи и раззорителей крестьян, ловить, казнить и вешать, и поступать равным образом так, как они, не имея в себе христианства, чинили с вами, крестьянами. По истреблении которых противников и злодеев-дворян, всякой может возчувствовать тишину и спокойную жизнь, коя до века продолжатца будет.

Дан июля 31 дня 1774 году.

Божиею милостию, мы, Пётр Третий,

император и самодержец Всероссийский и протчая,

и протчая, и протчая».

Потемкин дочитал и, паки повертев бумагу, бросил ее на стол. Упершись руками о спинку стула, он склонил голову в раздумье. На Екатерину он не смотрел: знал, она крайне раздражена и раздосадована.

– Опять, небось, их грамотей, Иван Почиталин, писал, – заметила с иронией Екатерина. – Оному казачку всего-то двадцать лет, сказывают, его отец послал к Пугачеву служить.